– Следует. Ты обратил внимание, Клинков, что в компанию к нам он всегда лезет, наше изящное, остроумное общество забавляет его, а как только дело коснется того, чтобы выпить с нами бутылочку винца и погулять в тот период, когда мы «в упадке», – он сейчас же назад.
– Давай надуем его. Скажем, что ты англичанин и ни слова не понимаешь по-русски. Пусть помучается.
– Слабо, – возразил Громов. – Постойте.
Он встал и сжал руками голову так крепко, что в ней родилась мысль… Он сказал:
– Вот что ему нужно сделать…

Глава 10.
Первое наказание Харченки

Харченко занимал маленький особняк из трех комнат, с парадным входом на Голый переулок. Переулок этот кончался каким-то оврагом, заросшим сорной травой, и «вообще», как говорил Подходцев, «это место пользовалось дурной славой, потому что здесь жил Харченко…»
Шли шумно, весело, в ногу, громко, на удивление прохожих, напевая какой-то солдатский марш.
Харченко был дома.
– Здравствуй, Витечка, – ласково приветствовал его Подходцев. – Как твое здоровье?
– А-а, веселые ребята! Здравствуйте. Чайку хотите?
– Ты нас извини, Витя, но мы к тебе с одним человечком. Вот, познакомьтесь.
Харченко протянул Громову руку; тот схватил ее, крепко сжал и неожиданно залепетал:
– А-бб-а… Мму…
– Что это он? – испугался Харченко.
– Глухонемой. Ты его не бойся, Витя. Он из Новочеркасска приехал.
– Да зачем вы его привели ко мне?
– А куда его девать? Второй день как пристал к нам – вот возимся.
– Вот несчастный, – сказал сострадательно Харченко, осматривая Громова. – Неужели ничего не понимает?
– Ни крошечки.
– Гм… И глаза у него мутные-мутные. Совершенно бессмысленные. И ему тоже дать чаю?
– И ему дай. Только ты с ним, Витя, не особенно церемонься… Налей ему чаю в какую-нибудь коробочку и поставь в уголку. Он ведь как животное – ничего не соображает.
– А он… не кусается? – спросил, морщась, Харченко.
– Ну, Витенька… Ты форменный глупец… Где же это видано, чтобы глухонемые кусались? Ты только не дразни его.
– Черт знает! Очень нужно было приводить его. Эй, ты!.. А-бб-а! Иди сюда. Куш тут.
Харченко был действительно человеком без стыда и совести… Он налил чаю в большую чашку с отбитым краем, бросил в нее кусок сахара и поставил в уголку на стуле, указал на нее Громову.
– А-вввв-в… Хххх… – залепетал беспомощно Громов и замахал руками перед лицом Харченки.
– Что он?! – закричал испуганно Харченко.
– Сахару ему мало положил. Не скупись, Витя. Разве ты не знаешь, что глухонемые страшно любят сахар?
Как будто в подтверждение этих слов, Громов подскочил к столу, запустил руку в сахарницу и, вытащив несколько кусков, набил ими рот и карманы.
– Видишь? – прищурился Подходцев.
– Да что это вы, братцы, – возмутился Харченко, – привели черт знает кого!.. Скажи ему, Подходцев, чтобы он сидел смирно и пил свой чай.
– А-бб-а! – закричал Подходцев, давая Громову пинок. – Ты! Сиди там! Куш! Пей это… чай… понимаешь? Дубье новочеркасское!
Громов покорно отошел в уголок, сел на пол и, склонив голову, стал тянуть из своей громадной чашки чай. Нерастаявшие куски сахара вылавливал руками и, причмокивая, ел с громким хрустеньем.
– Форменная обезьяна, – покачал головой Харченко и обратился к Подходцеву: – Что поделываете, ребята?
– Ничего, Витечка. Занимаемся, книжечки читаем, по бульварчикам гуляем, котлетки в ресторанчиках кушаем.
Замолчали. Наступила многозначительная пауза. Подходцев вдруг крякнул и спросил с места в карьер, безо всяких приготовлений:
– Скажи, Витечка, ты никогда не травил мышей?
– Не травил, – отвечал Харченко. – А что?
– Да, понимаешь, завелись у нас в квартире мыши. Купил я сейчас отравы, а как им ее давать – не знаю.
– А какая отрава?
– Да вот, взгляни.
Подходцев вынул из кармана маленький сверток с белым порошком и, развернув его, положил на стол.
– Как же это называется?
– Это, Витенька, вещь вредная, ядовитая. Мышьяковистое соединение.
Глухонемой Громов стал на ноги, поставил пустую чашку в уголок, приблизился к столу и, увидав белый порошок, с радостным, бессмысленным криком бросился на него.
– Что он делает?! – вскочил Харченко.
Было поздно… Громов схватил горсть «мышьяковистого соединения» и с довольным визгом, кривляясь, отправил его в широко открытую пасть.
– Сахар!!! – в ужасе вскричал Подходцев. – Он думает, что это сахар!!! Остановите его…
Харченко бросился к Громову, но на пути ему попался Клинков; он обхватил руками шею Харченки и заголосил:
– Витенька, миленький, что же мы наделали?!.
– Пусти! – бешено крикнул Харченко и, оттолкнув прилипшего к нему Клинкова, нагнулся к Громову.
Громов лежал на ковре, пуская изо рта пузыри, и смотрел на Витю закатившимся белым глазом. Грудь и живот его с хрипом поднялись несколько раз и опали… По всему телу прошла судорога, ноги забились о ковер и – Громов затих.
Картина смерти была тяжелая, потрясающая…
Подходцев встал на колени, прислонил ухо к груди усопшего, перекрестился и, обратив на Витю полные ужаса глаза, шепнул:
– Готов.
Затем, сняв со стены зеркало и приложив его ко рту усопшего обратной деревянной стороной, благоговейно повторил:
– Готов.
Харченко захныкал.
– Что вы наделали!.. Зачем вы его привели?.. Это вы его отравили! Яд был ваш!
– Молчи, дурак. Никто его не травил. Сам он отравился. Клинков, положим его на диван. Дай-ка, Витя, простыню… Надо закрыть его. Гм… Действительно! В пренеприятную историю влопались.
– Что же теперь будет? – в ужасе прошептал Харченко, стараясь не глядеть на покойника.
– Особенного, конечно, ничего, – успокоительно сказал Подходцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40