Четвертый умер от удара топора, Гассан рассчитался с пятым. Выскочив в дверь, я помчался к конюшне.
В гостинице наши люди расправлялись с разбойниками, но здесь, кажется, все было тихо; однако потом послышался шорох. В глубине, прислонившись спиной к стене, какой-то человек седлал лошадь Иоанна Севильского. Поскольку ученый ехал на муле, его лошадь целый день шла налегке и сохранила свежие силы. Это был великолепный гнедой конь, тонконогий, со всеми признаками резвости и выносливости.
Я разглядел у разбойника меч, но лицо его было в тени. Мой клинок поднялся, готовый к удару. Тут в гостинице зажгли огни, и свет через окно конюшни упал на лицо моего противника.
Это был человек, который ограбил меня и сделал рабом. Это был Вальтер.
И я знал, что могу убить его.
Рука моя была сильнее, клинок лучше. Он ограбил меня, глумился надо мною, оскорблял меня.
— Ты!.. — выдохнул он. — Ну почему я не распорол тебе брюхо в первый же день? Надо было убить тебя, а не делать кормчим! Я ещё тогда это чувствовал.
— Можешь попробовать убить меня сейчас.
— Ты слишком удачлив. Я не стану с тобой биться.
— Трус!
Вальтер пожал плечами, глядя из-под густых бровей:
— А кто иногда не бывает трусом? Ты отпустишь меня. Ты ограбил меня, отнял корабль…
— А ты как его получил?
— …и продал меня в рабство. — Он смотрел хитро и злобно. — Я успел бежать, пока меня не заковали. А что до тебя… Ты получил достаточно…
Я гневно глядел на него. Он был вероломен и труслив. На моем месте он убил бы, не раздумывая… Но так вот просто проткнуть его — я не мог.
— Убирайся! Но прежде чем подойдешь ко мне, брось меч, или я замараю свой клинок, воткнув его в твое жирное брюхо!
Меч упал на пол. Вальтер стрелой прошмыгнул во двор. От гостиницы кто-то закричал, потом послышалась быстрая дробь удаляющихся копыт.
Сентиментальный дурак… Из-за такого поступка я когда-нибудь погибну… Лучший враг — мертвый враг.
А так ли уж это верно? Разве враги человека не делают его более решительным, не оттачивают его, словно клинок?
Если вспомнить, какой он мерзавец, то мне надо было его заколоть, а потом ещё четвертовать для верности; но когда к нему приближалось острие моего меча, Вальтер больше не был мне ненавистен. Такой не достоин даже презрения.
К двери подскочил Гассан:
— Кто-то ускользнул?
— Вор… Трус и вор, которому жизнь принесет больше страданий, чем смерть.
Глава 9
Рассвет покрыл бурые холмы перемежающимися пятнами солнечного света и тени. Один за другим путники выходили из гостиницы, собирали свою поклажу и уезжали. Маленький мирок постоялого двора, в котором мы до прошедшей ночи были чужими, а потом разделили друг с другом драку и кровь, теперь рассыпался, словно хрупкое стекло. Мы снова станем чужими людьми, лишь изредка вспоминающими события прошлой ночи.
В этот день я ехал рядом с Иоанном Севильским, считавшим себя моим должником за то, что я предостерег его. В пути он объяснил мне многое, что оказалось важным в последующие месяцы, и многое другое, что повлияло потом на все мое будущее.
В Бретани слишком мало знали о внешнем мире — новости поступали к нам только от проезжих путников или от людей, вернувшихся с моря, да изредка от купеческих караванов, направляющихся на большие рынки и ярмарки в городах по остаткам древних римских дорог.
По мере того, как он говорил, наш мир — корабль, берег да рыбная ловля — сужался и становился воистину крохотным и ничтожным: он рассказывал о царях, замках и крестовых походах, об идеях и людях, посвятивших себя им.
Мой отец возвращался из плаваний с рассказами о молниеносных нападениях и кровавых отступлениях, об отдаленных берегах и странных чужеземных верованиях, о шелках, слоновой кости и жемчуге, о жарких битвах и внезапных смертях. Эти истории озаряли мою юность, и я сам стремился к подобным приключениям.
Мало знал я о королях и королевских дворах, о средствах, с помощью которых люди становились королями. Конечно, мне было известно, что Генрих Второй женился на Элеоноре Аквитанской и объявил наш край своим феодом, как объявил он своими владениями многие земли франков.
О Людовике Седьмом, называемом также Людовиком Юным, я знал немного, но уж о Мануиле Комнине, правителе Византийской империи — Восточной Римской империи — я вообще ни разу не слышал. Не знал я и этой земли, по которой мы сейчас ехали; но по пути Иоанн объяснил мне, какие события подготовили почву для ныне сложившегося положения.
В 1130 году Абд аль-Мумин стал во главе возрастающих сил Альмохадов, или унитариев, а через десять лет начал свой путь завоевателя и в 1144 году нанес поражение Альморавидам. Год спустя его армии вторглись в Испанию, и за пять последующих лет вся она подпала под его владычество.
Разорванная на части спорами и разногласиями, Испания некоторое время была под властью разных правителей; но потом появился красивый юноша, двадцати одного года от роду, Абд аль-Рахман III, и за несколько лет, разбив всех своих противников — как христиан, так и мусульман, — сплотил мавританскую Испанию в единую империю, превратив Кордову в крупнейший центр мысли в западном мире.
Проявляя терпимость ко всем религиям, в частности, к христианам и к иудеям, называемым среди арабов «Народ Завета», ибо и те, и другие почитали Ветхий завет, как и сами мусульмане, Абд аль-Рахман радушно принимал ученых отовсюду.
Мусульманские флоты господствовали в Средиземном море; мусульманские армии одерживали победы в Европе, в Африке и в Азии. Мусульманские правители властвовали над обширными землями, южная граница которых лежала далеко за Индом, а северная — за Самаркандом, их владения простирались от атлантических берегов Африки до отдаленнейших просторов Сахары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154