Любой мог проехать мимо. А я нервничаю при каждом звуке?!Когда я вошел в дом и закрыл дверь, Мэтти посмотрела на меня.— Я уже собиралась вас звать. Ужин готов. — Она бросила взгляд на мое ружье. — С вами всегда эта штука?— Да, мэм. Однажды мой отец выехал в поле. Он пахал землю в северном золотоносном районе, собираясь посадить пшеницу. Он всегда брал с собой ружье, но в этот раз оно осталось висеть дома на гвозде. Война подходила к концу, и несколько фронтовиков брели мимо домой, увидели лошадей. Они убили отца и ускакали на наших конях.— Разве они не убили бы его, окажись у него в руках ружье?— Да, мэм. Отец вовсе не был хорошим стрелком. Они, скорее всего, даже и не стали бы пытаться напасть на него, видя, что он вооружен. Они хотели украсть лошадей, не создавая себе проблем. А если бы они попытались забрать лошадей, он мог бы за них побороться. Почему человек должен падать на спину и бояться дешевых воришек, которые хотят заполучить то, что нажито тяжким трудом? Если человек проигрывает сражение — это одно, но если его убивают, лишая возможности постоять за себя, — это совсем другое.— Вы остались один?— Да, мэм. Пришли соседи и помогли похоронить отца. Они предлагали мне жить с ними, но всем приходилось изо всех сил работать, чтобы прокормить семью. Поэтому я остался в своем доме.— Один?— Нет, мэм. У меня висел на гвозде «ремингтон» отца, во дворе бегало несколько кур, а свиньи паслись в лесу. В коптильне висели куски ветчины и бекона. Я остался в доме и начал устраивать свою жизнь. Выменял плуг отца на лошадь и взял в аренду борону. Отец заранее прорастил зерна, поэтому я сам засеял поле, точно так, как делал он. Я всегда помогал ему и знал, как обрабатывать землю. Война окончилась, солдаты начали возвращаться домой, и однажды, очутившись в городе, я увидел здорового парня в клетчатой рубахе, одного из тех, кто убил моего отца. Он вошел в магазин, где толпилось много покупателей, и я подошел и сказал ему, глядя прямо в лицо: «Ты убил моего отца!» Сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, я старался произносить слова достаточно громко и четко, чтобы меня слышали окружающие. Да, мэм, в лавке сразу же воцарилась тишина. Он уставился на меня, и глаза его метали громы и молнии. Мне тогда исполнилось всего десять лет, но я ничего не боялся.«Ты спятил, парень. Я понятия не имею, где ты живешь».У него на плече висело ружье, а большинство покупателей было безоружно.«Нет, не спятил, — не отступал я, — и лошадь, на которой ты приехал, принадлежит моему отцу. А теперь, значит, мне».Все смотрели на нас. Ему это не понравилось. Он злобно, в упор смотрел на меня, но я также не отводил глаз.«Отец пахал землю, — продолжал я, — ты подъехал к нему и застрелил. Он был беспомощен и невооружен, потом ты забрал его лошадей. Ты вор, мистер, подлый вор и убийца!»«Если бы я имел дело с мужчиной, я бы пристрелил его!» — заявил парень в клетчатой рубахе.«Если бы я был на твоем месте, я бы об этом даже не думал, — вмешался владелец лавки. — Мальчик прав. Я помню эту лошадь».«Я тоже помню, — отозвался один из присутствовавших. — Мистер, вам лучше убраться из нашего города, пока вы еще в состоянии это сделать. Уходите пешком. И не пытайтесь увести лошадь, у вас все равно ничего не выйдет».Да, мэм, он огляделся по сторонам. В лавке находилось с полдюжины народу — женщин и мужчин, — и на улице тоже. Он не мог всех убить.«Вы ошибаетесь, — сказал он, — мальчик лжет», — но, видя разгневанные лица горожан, сдался, открыл дверь и, уходя, бросил мне: «Я с тобой еще встречусь!»В нашем городе не было судебного исполнителя. Шериф находился в сорока милях в центре округа, и практически никто не мог наказать бандита, но тот парень в клетчатой рубахе не знал этого. Он ушел из города и оставил мою лошадь, потому что видел, как все дружно ополчились против него. Жители даже вышли на дощатый настил перед магазином. И парень сбежал. Он украл лошадь на другом конце города, и его больше никто не видел.— Вы встретились с ним потом?— Да, мэм. Мне исполнилось шестнадцать, когда я увидел его снова. Я возмужал и уже умел довольно сносно обращаться с оружием. Это случилось на Западе, он пускал людям пыль в глаза, выдавая себя за имеющую вес персону. Сидел в пивной, одной из тех, где наливают спиртное прямо из кувшина, что стоит под прилавком, и как раз хвастался перед собравшейся здесь пестрой публикой — городскими завсегдатаями, местными индейцами, проезжими.«У тебя большой рот», — сказал я ему.Он обернулся и посмотрел на меня из-под густых бровей.«Мы раньше встречались?»«Дважды, — напомнил я, — первый раз, когда ты убил моего отца — он, безоружный, работал на поле, а во второй — когда я, десятилетний мальчишка, заставил тебя вернуть мою лошадь, которую ты украл у отца».Он покраснел и вспотел. Все те ротозеи, которым он вешал лапшу на уши, уставились на него, а парни ждали, что он станет делать.«Теперь ты не десятилетний мальчик», — начал он грозно.«Верно. Я вырос и ношу ружье. Вот ты и дождался меня».Да, пот выступил у него на лбу; он трусил и выдал себя с головой. Но в тот момент я мог думать только о моем несчастном отце, о том, как он тяжело работал на крохотной ферме, чтобы прокормить семью. А этот мерзавец, проходя мимо, убил его ради лошади. Убил человека, который в своей жизни никому не сделал ничего дурного.Он огляделся вокруг, ища выход. Собравшиеся отошли назад. Капли пота струились у него по носу и подбородку, хотя в пивной совсем не было жарко. Мужество покинуло его. И вдруг я понял, что больше не хочу его убивать. Он и так уже мертв.Это была наша борьба, и никто не совал в нее свой нос. Так происходило в те дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58