ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Мне показалось, не удивляйся — черного жеребца. Того, который убежал.
— Значит... здесь... А почему бы и нет? Тут был его дом, его старое пастбище.
— Когда пойманная лошадь улучит момент, — пояснил Финней, — она всегда возвращается обратно, откуда бы ни шла. Животные ведь очень привыкают к одному месту.
Он посмотрел на меня.
— Я никогда не говорил тебе, что мне сказал однажды Рамон? Что этот черный жеребец — лошадиный дух. Рамон предупреждал, что никто не в состоянии объездить его, пока он сам не захочет этого.
Это было похоже на сказку о белом иноходце из Плайнс-Кантри. Рамон не раз советовал мне оставить его в покое, не пытаться объезжать, потому что он убьет любого, кто пожелает вопреки его воле стать его всадником.
— Все это чистой воды суеверия! — вздохнул Хардин. — У индейцев об этом тоже существует легенда. Кстати, когда я ехал сюда из Техаса, из уст в уста передавали одну историю про кого-то или что-то по имени Глускап.
— Говорил ли Рамон, — перебил я его, не дав досказать, — можно ли мне все же попробовать объездить его? — спросил я Джакоба.
Финней снял шляпу, протер носовым платком кожаную полоску и снова натянул на голову.
— Конечно, он так и говорил. По его мнению, этот не похожий на других конь желает, чтобы ты его объездил, а потом, будто бы, он хочет тебя куда-то отвезти.
Глава 47
Небо уже усеяли звезды, когда мы отправились на поиски нашей тропы. В прохладном воздухе лошади резво цокали копытами по каменистой дороге, поскрипывали седла, то и дело ветки кустарников цеплялись за нашу одежду. Остались позади кусты, тянущиеся вдоль русла реки, и началось трудное восхождение по голой круче: медленно, одинокой колонной по белесой, едва приметной на редкой траве полоске, казавшейся серой при ночном свете, шел наш маленький отряд. Это и была открытая нами тропа. Мы не видели на ней не только чьих-то следов, но даже не встретили ни одного животного. Иногда останавливались, чутко внимая молчанию ночи, но, так ничего и не услышав, продолжали путь.
Небольшие дубовые рощицы казались черными островами на фоне бесцветного моря холмов. Наконец мы добрались до узкого гребня. Слева громоздилась бесформенная груда камней. Я соскочил с лошади, поднял первый, попавшийся на подходе к этой груде голыш и бросил в общую кучу.
— Зачем ты это делаешь? — заинтересовался Хардин.
— Так всегда поступал Старый Народ, приносил жертву богам дороги.
— И ты веришь в такую чепуху? — засмеялся он.
— Мне нравится соблюдать эти обычаи, — ответил я, стоя рядом с лошадью и положив руки на седло. — Я чувствую их, этих древних богов. Им, должно быть, приходится трудно теперь: верующие почти исчезли, а на землях поселились незнакомые пришельцы, которые не проявляют интереса к ним, не желают почитать.
— Брось-ка один камень и за меня, — предложил вдруг Хардин. — Нам ведь сейчас ко времени любая помощь, какую только можно получить.
Нас было пятеро — против, по крайней мере, двенадцати, и мы собирались сразиться на месте, выбор которого оставался, увы, за ними.
Я подумал о четырех молодых людях, скакавших рядом со мной, — четверка отважных, будто вырубленных из крепкого дуба яростным штормовым ветром и в то же время таких не похожих друг на друга. Они летели вперед, к неведомому сражению. Их развевающимся знаменем была собственная храбрость, силой — понимание того, что должны в мире существовать закон и справедливость, а все люди просто обязаны объединиться против тех, кто наносит разрушительные удары по принципам, заботливо пестуемым человечеством.
Кто-то из великих заметил, читал я, человек — это случайный каприз безумного космоса и что в конце концов это хрупкое создание исчезнет с лица земли. Мы пятеро хорошо понимали это и, вопреки всему, игнорируя провидение, продолжали делать то, что должны были делать. Но ведь каждый человек для самого себя — это целый непознанный мир. Хотя отдельная особь и может показаться крохотным фрагментом бесконечной вселенной, маленьким обломком в волнах бесконечности, в собственном сознании она всегда останется началом всех начал.
Просыпаясь, человек должен встречать утро в земной реальности. Должен иметь дело со своим привычным миром. Возможно, его конец наступит через несколько лет, а может, — через несколько месяцев... Менее всего человек осведомлен об этом, поэтому никогда не должен уподобляться избалованному ребенку, падающему лицом вниз и колотящему ногами землю: человек должен быть, двигаться, созидать.
А уж коли суждено ему умереть, то приятнее всего исчезнуть в момент созидания, когда творишь что-то новое, открываешь путь в завтрашний день, которого сам никогда, может, и не увидишь. Такова человеческая природа — изучать, познавать реальность на пути к непостижимому.
И все мы вместе, и каждый из нас в отдельности должны соблюдать Закон, поскольку человечество может выжить лишь благодаря совместным усилиям... Так или приблизительно так думал я, покачиваясь в седле. Наши лошади преодолели узкую канаву на пути к крутому каменистому холму. Порой наша тропа становилась едва заметной, а иногда и совсем исчезала. Один раз, когда мы потеряли ее вовсе, Монте заметил вдруг в ярде от нас два камня, поставленные один на другой. Подъехав ближе, мы тут же, около этих странных камней, отыскали продолжение тропы... Внезапно моя лошадь насторожилась и принялась поводить ушами, раздувать ноздри. Я постарался успокоить ее, но она упрямо продолжала мотать головой.
Начинало светать. Мы все разом замерли на месте, когда вдруг уловили слабый запах дыма костра: в тишине раздавалось едва слышное позвякивание металла о металл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150