Он чувствовал, как напряжены мускулы лошади, чувствовал в ней неуверенность и боязнь ночи.
Среди зарослей гризвуда возвышалась куча песка. Он завел лошадь в тень, натянул поводья, пытаясь разобраться в том, что же могло случиться. Да, наверное, платформа прошла все же мимо него несколько часов назад. Откуда-то издалека до него донесся ружейный выстрел — стреляли примерно в миле, но со стороны дороги все было тихо, и он не заметил следов, которые бы указывали, что платформа проследовала в северном направлении.
Оставалось лишь два варианта: платформа вернулась назад или свернула с дороги. Если она свернула с дороги, значит, логически она направилась в Марл-Спрингс. Там три солдата охраняют редут… Или охраняли?..
Но что сталось с патрулем? Он не слышал никакой стрельбы после первых нескольких минут, вряд ли его уничтожили. Было бы нелегкой задачей разбить такой по численности отряд, которым командовал лейтенант Спраг.
Теперь уже неподалеку возвышались горы Старого Отца, неуклюже раскинувшиеся, неровные, они походили на горную поверхность луны. Если он будет продолжать путь вдоль берега озера, они отрежут его от дороги, по которой следовал патруль, но он не решался объезжать их с севера. Каждый фут дороги может оказаться рискованным. Было бы, очевидно, разумней подождать до рассвета: тогда бы он мог видеть, куда едет, однако, с другой стороны, всегда легче путешествовать в ночной прохладе — днем можно увидеть, но и его тоже могут заметить.
Он решил продолжить путь, отыскать какое-нибудь местечко в горах Старого Отца, подождать и посмотреть, что будет дальше. И он направился к горам.
Ясно было одно, платформа должна была оставить следы. Она не могла взмахнуть крыльями и исчезнуть. И патруль тоже не мог.
Глава 10
Звуки в пустыне ночью едва различимы, к ним нужно прислушиваться. В каждом человеке дремлет что-то от первобытного предка, и, проведя какое-то время в пустыне, человеческие чувства обостряются. Но он должен прислушиваться, должен ждать, должен дать себе время осознать величие просторов и, таким образом, познать пустыню.
Морти Каллаген побывал во многих пустынях мира, его глаза приобрели остроту, и, может быть, в пустыне Мохава ему было в чем-то легче, чем в других местах.
У ветра свой звук, и этот звук может приобретать разные оттенки в скалах, гризвуде, деревьях джошуа, кактусах. Мелкие животные издают слабый шорох, но и его тоже можно распознать на слух. Здесь часто падают камни, сдуваемые с гор ветром или расколотые в результате перепада дневной и ночной температуры. Сначала падает камень, за ним сыплется песок, а потом наступает тишина. Камень, сброшенный ногой, имеет другой звук и может показаться несколько странным, но это более резкий, более отчетливый звук.
Горы тоже не молчат, они живут медленной, размеренной жизнью. Они шевелятся, поскрипывают, растут или постепенно распадаются на части, но все это происходит так медленно, что человеку просто трудно представить.
В этом таится секрет диких и пустынных мест. Пустыня всегда пребывает в состоянии ожидания. Семена, которые попадают в пустыню и зарываются в песок, не прорастают после первого дождя. Для этого необходимо достаточное количество влаги, причем дожди должны пройти в определенное время, для того чтобы зерна проросли. Некоторые растения распускаются, зацветают, отдавая свой цвет и листья в руки времени.
Солнце не может осветить всю поверхность кактусов, поскольку большинство из них имеют естественные выемки, к тому же иголки фильтруют солнечные лучи, а вощеная поверхность предохраняет растения от испарения.
Выходец из далекой, зеленой страны, Каллаген тем не менее полюбил пустыню. Теперь он ждал при лунном свете среди разбросанных скал и причудливых растений, зная, что пока он не начнет двигаться, его не заметят ни с какой стороны. Он ждал и слушал. Над головой кружила летучая мышь, шныряя то вниз, то вверх и порхая в бесконечном поиске насекомых.
В такую ночь звуки разносились далеко. Сначала он прислушивался к тому, что происходит рядом, потом к звукам, что могли доноситься издалека.
Поначалу он ничего не слышал и уже собирался было двигаться дальше, когда вдали послышался наконец раскатистый звук — монотонный, протяжный. Пустыня обычно не рождает таких звуков, даже меняющийся гул ветра.
Это был звук какого-то движущегося предмета… будто что-то тащили. Он услышал это, а потом наступила тишина.
Звук доносился с севера, а возможно, чуть восточнее. Лошадь Каллагена также услышала его. Она навострила уши и смотрела в том направлении, раздувая ноздри и втягивая воздух.
— Посмотрим, — тихо произнес Каллаген.
Взгляд искал место, откуда можно было выбраться из убежища, и он нашел его. Каллаген не сел верхом, не хотелось маячить и привлекать к себе внимание, и не снял с седла карабин. Только расстегнул пуговицу на рубашке и поправил револьвер так, чтобы тот потом можно было легко достать.
Он шел не спеша, нащупывая мягкий песок. Рядом была твердая земля, по ней легче идти, но от нее исходило много шума.
Пройдя сотню шагов, он остановился. Ни звука… Какое-то мгновение подождав, а потом нахмурившись, он преодолел еще короткий отрезок. Снова остановился и снова прислушался. И опять он услышал это, на сей раз более отчетливо.
Обоз?.. Повозка?.. Если это платформа, с ней должна быть Мелинда… Или была?.. Он напряг слух, чтобы уловить звук двигающихся колес.
Не все колеса были одинаковы. Вес обоза и размер колес изменяли звук. Звук от узкого колеса отличается от звука колеса с широким ободом; тяжелый обоз грохочет. Первое, что услышал Каллаген, это скрежет соскользнувших колес, когда погонщик слегка тормозит, входя в реку или спускаясь вниз по склону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60