— Что она может, то делает, так же как поступил бы ее отец.
— А все-таки это глупо.
— Возможно, но она поставит на своем, вы же знаете. На вашем месте я бы и отговаривать ее не стал.
— Я пробовал, — младший пожал плечами, — а толку что. Слушать даже не хочет.
Привязав своих лошадей и лошадь девушки к коновязи, они тоже направились в гостиницу. Я стоял в полной растерянности. Никогда еще не видел девушки, на которую до такой степени хотелось посмотреть еще раз. Разговор ее компаньонов до меня едва дошел. Нужно мне взглянуть на нее еще, и все, хоть убей.
Наверно, недалеко отсюда живет, раз Тэйт ее знает. Часто останавливалась здесь, по-видимому. Край редко заселен, сплошные поля, луга и быстрые ручьи.
А, будь что будет. Я вошел в зал и сел к столу у окна. Слегка удивленный Тэйт покосился на меня. Я заказал стакан сидра — какой-то предлог околачиваться здесь надо.
Говорила она:
— Последний раз Чарльз писал нам из Сент-Луиса. Собирался отправиться вверх по Миссури — там есть такая река — с группой государственных служащих. Ученые, или землемеры, или кто-то еще. С тех пор прошло уж сколько месяцев!..
— Надо учитывать, что почта идет медленно, — заметил Тэйт. — С экспедицией может быть все в порядке, несмотря на это.
— Я учитываю. Письмо было написано за несколько недель до того, как я его получила. — Она твердо взглянула ему в глаза. — Мистер Тэйт, я убеждена, письмо задержали нарочно.
— Нарочно? — изумился тот. — Но зачем? Кому надо задерживать письмо брата к сестре?
— Затем, что брат натолкнулся на вещи, о которых кто-то не хотел, чтобы он знал. Я знаю братнину печать. У него новое кольцо. Печать на письме сломали и восстановили. Иными словами, письмо читал кто-то еще и отослал мне, только решив, что содержание вполне безвредно.
— Извините, но не придумываете ли вы все это? Видите ли, ваш брат сильно стремится к успехам в науке. Он умелый натуралист, известен в своей области, но работа очень уж его затягивает. Обо всем забывает. По-моему, вам надо просто набраться терпения.
— У меня нет сомнений, мистер Тэйт, что брат попал в тяжелое положение. Его могут держать в неволе или даже убить. Я хочу ехать на Запад и выяснить все сама.
— Полноте! Это у вас фантазии. — Тэйт возражал весьма энергично. — Наверняка же вы не знаете…
— Знаю! Когда мы с братом были маленькие, мы играли в разные игры — в войну, в плен, боролись с заговорами против республики — как все дети. Придумали свою собственную страну. Назвали ее «Игисфелд»; понятия не имею, откуда брат взял это слово.
— Понимаю, только…
— Ничего вы не понимаете. Слушайте дальше. В следующем доме жила девочка, которую оба мы терпеть не могли. Узнала про нашу игру, я подозреваю, подслушивая, и дразнилась. Ее звали Пучинара, действительно так звали. А для нас «Пучинара» превратилось в имя врага.
— Да, конечно, но я не улавливаю…
— Пожалуйста, прочтите. — Она подала Тэйту лист бумаги.
На мое счастье, он решил читать вслух.
Коротко отчитавшись о здоровье, поездках и общем положении дел, Чарльз Мейджорибанкс перечислял с дюжину растений по народным или ботаническим названиям, потом замеченных бабочек и пауков. Далее добавил:
«Тебя должно заинтересовать, что мне встретилась одна особо опасная инфекция, разновидность Pucinara, которая, если ей не положить конец, явится серьезной опасностью для Игисфелда. Я продолжу исследования в этом направлении и, если ничто не помешает, перешлю свои выводы. Ты знаешь, кто из ученых наиболее квалифицирован для оценки такого материала».
Дочитав, Саймон Тэйт посидел, глядя в пространство, потом принялся перечитывать заново — про себя.
— Вот поэтому я к вам и приехала. Вы содержите гостиницу и торгуете скотом, но ваш кругозор широк и в других областях. Что нам с этим делать, как считаете?
Тайт опять посмотрел на письмо, затем на собеседницу.
— Что оно значит, по-вашему?
— Мистер Тэйт, растения и прочая живность, перечисленная тут, для брата не новость. Список попросту наводит тень на плетень, а настоящее сообщение — то, что дальше. Чарльз раскрыл какой-то заговор, наткнулся на людей, которых считает опасными для страны. Об этом он и пишет. Ясно как день, он считался с возможностью, что письмо распечатают, и хотел, чтобы оно выглядело невинным для посторонних глаз.
Тэйт в раздумье опустил взгляд на письмо.
— Территория Луизианы одно время принадлежала Франции. Испании она тоже принадлежала. В обеих странах найдутся сожалеющие о потере. В Мехико неспокойно, и о том, что делается в Новом Орлеане, я осведомлена достаточно: каждый ищущий приключений бездельник на континенте ползет туда или в Сент-Луис, в Питтсбург, Лексингтон, рассчитывая — что-то будет.
— Хорошие у вас должны быть источники.
Умна и уверена в себе. На удивление уверена. Однако, слушая дальнейший разговор, я понял: основания к этому у нее имелись.
— Мистер Тэйт, вы ведь знали моего отца?
— Конечно. И очень уважал. В бизнесе и в торговле разбирался до тонкостей. Ошибок почти не делал.
— Он их совсем не делал. А не делал потому, что у него были знания. Самые надежные сведения, и больше сведений, чем у кого бы то ни было. Он очень старался, чтобы получать не только самые последние новости, но и самые верные.
— Вы о чем это?
— Вы о Фуггерах когда-нибудь слышали?
— Да… как будто бы. Очень старинная семья, чем-то там торговали, правильно?
— Торговали. И ссужали деньги, финансировали коммерцию, даже одалживали Карлу Пятому, императору, одному из самых могущественных людей своего времени. Они начинали простыми ткачами. Крестьяне, ткущие на дому. Потом, в четырнадцатом столетии, один из них стал купцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46