— Тебе понадобится помощь. Если добудешь мясо, его придется нести. Я пойду.— Ты?!— Конечно. Я сильная.— Это тяжело, очень тяжело. Путь далек, и я не знаю дороги.— Мы найдем дорогу.— Но тебе нужны снегоступы, — протестовал я.— Я уже сделала их. Посмотри, они такие же, как твои. Я пойду.Мне очень не хотелось брать ее с собой. Я представлял, что нас ждет впереди. Идти по дикой местности и в летнюю пору непросто, а когда снег покрыл все — землю, скалы, деревья — и трещат морозы, это очень опасно.Будет невероятно тяжело, любой неверный шаг грозит гибелью. И все равно одному, когда никто не видит тебя, легче. Один я мог бы попытаться сделать что-нибудь такое, на что не осмелюсь при напарнике, тем более если это девушка.— Такой поход не для женщины, — отрезал я. — Тебе лучше остаться дома. Что будет, если придут коунджерос?— Ты хочешь, чтобы я встретила их, когда они придут?— Ты — Солнце. Твоим людям нужен предводитель.— Кеокотаа останется. И мои люди знают, что делать.Я любил одиночество и один справлялся со всем гораздо лучше. Другое дело — Кеокотаа. Мы путешествовали вместе но не спрашивали друг у друга совета. Каждый шел своим путем, каждый знал, что и когда делать. Ни я не руководил им, ни он мною. Но с женщиной…Она поднялась:— Итак, решено. Завтра на рассвете?Я начал было протестовать, но она уже покинула пещеру. Я закрыл рот и выругался про себя. За моей спиной раздался сухой смешок, но когда я оглянулся, Кеокотаа не смотрел на меня.В ту ночь мне ничего не снилось. Я сразу заснул, спал не просыпаясь и на рассвете уже стоял у выхода из пещеры. Если она опоздает, я уйду без нее. И уйду так быстро…Она не опоздала.Выйдя из пещеры с небольшим узелком за спиной, она надела свои снегоступы и, не дожидаясь, когда я пойду вперед, пробивая путь, сама двинулась на запад.Никаких моих протестов она не стала бы слушать. Оставалось только следовать за ней.К западу от нашей горы тянулась гряда остроконечных вершин, но в такое время года мы не собирались преодолевать ее. Снега было много, местами он достигал значительной глубины, скрыв под собой препятствия, которые нам пришлось бы обходить.В первый день мы прошли не более восьми миль и нашли убежище под огромной заснеженной елью, ветви которой касались земли, образуя естественный шатер. Мы развели небольшой костер и, приготовив себе постели из лапника, улеглись — она по одну сторону от костра, я по другую.Ичакоми наблюдала, как я проверял свои пистолеты.— Что это? — спросила она.— Оружие огня, — объяснил я. — Оружие грома. Я стараюсь редко пользоваться им.— Какие они красивые! — воскликнула она, и я не мог с ней не согласиться.Выдающиеся мастера, итальянские оружейники стремились не просто изготовить оружие, но сделать его красивым. Ручная резьба и инкрустация выглядели великолепно. Однако для охоты я все же предпочитал свой лук.Наш костер не мог побороть холод, который окружал нас, его тепло не достигало даже нижних ветвей ели. Мы свернулись калачиком, скорее любуясь огнем, чем греясь, жевали сушеную лосятину и почти не разговаривали.— Что будет завтра? — спросила она.— Завтра мы придем на место и начнем охотиться. Нам нужно много мяса.Она знала это не хуже меня.— В Англии охотятся, чтобы добывать мясо?— Нет, в Англии охота — это спорт.— Но там съедают то, что убивают?— О да! А иногда мясо раздают беднякам. Тем, кому не хватает еды.В лесу стояла тишина. Где-то далеко в ночи жалобно выл одинокий волк. Завтра мы спустимся в долину, где не ступала нога белого человека, а может, и индейца. Теперь я окончательно убедился, что страна, простирающаяся за Миссисипи, населена чрезвычайно редко, в основном разрозненными многочисленными племенами, разбросанными в необъятной степи.Ичакоми давно заснула, а я еще долго ворочался и размышлял. Меньше всего я сейчас хотел иметь дело с женщиной. В данный момент меня беспокоила только охота. Добыть побольше мяса и вернуться в пещеры. Когда придет весна, Ичакоми пойдет своей дорогой, а я своей.Бесспорно, она очень красива. Но я слишком долго готовился к путешествию по этой стране и гордился тем, что я — первый белый человек, увидевший ее целиком. К счастью, сказал я себе. Ичакоми испытывает то же самое. У каждого из нас свои заботы, но нам легко говорить и понимать друг друга, потому что в каждом из нас главное — это чувство долга по отношению к своему народу.Проснувшись на рассвете, я раздул костер и, не дожидаясь, пока это сделает Ичакоми, приготовил немного еды. Костер чуть-чуть согрел наше маленькое убежище, он был достаточно велик, чтобы растопить снег вокруг нас.В одной долине, протянувшейся на юго-восток, покрытые снегом луга перемежались с лесными массивами.Мы шли под гору по пушистой белой целине не издавая ни звука. Наши зрение и слух были настроены на добычу.К западу от нас на фоне неба вырисовывались несколько вершин, а перед нами лежало открытое пространство. Мы остановились около группы деревьев, ветви которых сгибались под тяжестью снега, и огляделись. Вдали, вытянувшись в ряд, шли гуськом бизоны. Потом они разбрелись и стали рыть копытами снег, чтобы добраться до травы. Ближе мы заметили несколько оленей.— Подожди, — прошептал я, опасаясь, что в чистом холодном воздухе наши голоса разнесутся слишком далеко. — Бизоны!Мы продолжали спуск, скрываясь за деревьями. Этим утром, по крайней мере в этой долине, было не так холодно. В неглубокой лощине, которая тянулась позади стада, остановились две самки.Оглядев холмы, лежавшие вокруг, и внимательно изучив взглядом каждую группу деревьев, я не заметил ни движения, ни дыма. Кажется, мы были здесь одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96