Однако он не захотел остаться и убежал наружу, в снег.— Ему нравится снег, — улыбнулся Кеокотаа. — Животные любят снег.— Скажи им, чтобы они не охотились у выхода в долину, — попросил я Кеокотаа. — Там не должно быть следов.Дни тянулись медленно. Иногда я беседовал с начи или с Кеокотаа и его подругой.Она рассказала нам, что ее народ охотится к юго-востоку от нас. Откуда они пришли, она не знала. Но там было очень хорошо. «Там», «здесь» — в общем-то, для нее не имело значения, так как она всегда находилась где-то. Ее дедушка жил далеко отсюда, а отец — еще дальше.Когда появлялась возможность, я вызывал ее на разговор, и если она сознавала, что Кеокотаа одобряет наши беседы, болтала довольно охотно. Постепенно вырисовывалась ее история. Она принадлежала маленькому мигрирующему племени, в течение многих лет переселявшемуся с места на место. Часто ее сородичи подолгу задерживались в каком-то определенном районе, а затем покидали его, изгнанные другим племенем или из-за засухи, или недостатка дичи. Их воины совершали набеги или сами подвергались нападению.Ичакоми редко появлялась на людях. Она держалась отчужденно, хотя пару раз я заметил, как она смотрит в нашу сторону. Я передал ей слова Ни'кваны, так что моя миссия окончилась. Иногда она разговаривала с Кеокотаа и с его индианкой Ачо.Следов Капаты и коунджерос поблизости не было. Правда, все старались держаться подальше от выхода из долины, чтобы не оставлять знаков своего присутствия. Мы жгли крохотные костры, а когда ветер дул вдоль ручья и мог, подхватив дым, понести его в степь, вообще не разжигали их. Тем не менее я чувствовал, что встреча с врагами — вопрос времени.Несмотря на ранний снег, осины еще не сбросили листву и стекали золотой рекой по склонам гор. Однажды я стоял у ручья, любуясь редкой красотой поздней осени. Вдруг рядом оказалась Ичакоми. Одетая в наряд из белой оленьей кожи, расшитой бисером с помощью иглы дикобраза, она была так хороша, что, посмотрев на нее, никто бы не остался равнодушным.— Ты очень красива! — Эти слова вырвались у меня непроизвольно.Девушка повернула голову и взглянула на меня прямо и холодно.— Что значит «красива»?Ее вопрос лишил меня дара речи. Как объяснить красоту?— Осина в золоте — красиво, — показал я. — Восход солнца — красиво.— Я похожа на осину?— Да. — Ох, зачем я только затеял этот разговор! — Ты стройна, и на тебя приятно смотреть.Она снова взглянула на меня:— Ты ухаживаешь за мной?Прямой вопрос застал меня врасплох.— Ну, не совсем. Я…— Это ничего не значит, — резко сказала она. — Я — Солнце. А ты — ничто, незнакомец.— Для тебя я — ничто, а для себя я — что-то.Она пожала плечами, но не ушла.— Что случится, если тебя не будет дома, когда Великое Солнце умрет? — спросил я.Она несколько минут молчала, но мне показалось, что этот вопрос ее также беспокоил.— Кто-то другой займет его место, пока я не вернусь.— Женщина может управлять?— Такое уже случалось.— Часто?— Нет, по-моему, всего один раз.— Эти равнины огромны, и на них очень холодно. Здесь бывают страшные ураганы и метели, я доставлю тебя домой…— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня доставляли. Когда захочу, уйду сама. — Она провела рукой вокруг. — Хорошее место.Легкий ветерок шевелил золотое убранство осин; несколько листьев упало на снег, как горсть золотых монет. Красные листья молодых дубков упрямо держались на ветках, неподвластные такому слабому порыву. Река бежала между берегами, тонкая пленочка прибрежного льда снова медленно превращалась в воду.— Ты нашла место, которое искала?Она колебалась.— Нет. Я нашла место, где река выходит из гор. Хорошее место. — Она посмотрела вокруг. — Это тоже хорошее место. — Ичакоми взглянула на меня. — Оно ваше?— Мы нашли его, Кеокотаа и я. Оно твое, если хочешь.— Если это не твое, ты не можешь отдавать его. — Она вздернула подбородок. — Земля принадлежит Великому Солнцу. Оно живет там, где хочет.— Место, где вы живете, очень хорошее, — сказал я, — жаль оставлять его.Она пожала плечами.— Мы не оставим его. Я пошла искать новое место, потому что так захотел Великое Солнце. Но не думаю, что на прежнем месте жить опасно.— К вам приходило торговое судно?— Не торговое судно. Лодка с людьми. Они останавливались у нас. Они обменяли несколько вещей. И ушли. — Она пожала плечами. — Это ничего не значит.Несколько минут мы молчали, потом я сказал:— Будут перемены. Придут белые люди, и придут не для того, чтобы уйти. Кто-то останется. Они не верят в Великое Солнце. Их образ жизни иной. Некоторые ваши люди станут торговать. Другие изменятся.— Они не изменятся. Наш образ жизни лучший. Наш народ знает это.Я не соглашался:— В Виргинии и Каролине обосновались англичане. Во Флориде — испанцы. Племена, жившие рядом с ними, изменились. Они нападали на англичан и испанцев из-за того, что хотели иметь вещи, которые не могли купить. Общаясь с белыми, многие индейцы уже не желают жить по-прежнему.— Начи не изменятся.Я долго не решался, потом все же произнес:— Боюсь, что у тех, кто не меняется, нет будущего. Когда нет новых идей, общество распадается, умирает. Чужеземцы приходят разными путями…— В нашей деревне есть чужеземцы и нет никаких перемен.— Я видел у одного из твоих молодых воинов стальной нож, нож белого человека. Это перемена. Разве другие не хотят иметь такие ножи и иглы?— Мы не нуждаемся в них.— Нужда и желание не связаны между собой. Люди часто мечтают о том, в чем не нуждаются. А разве счастье определяется только тем, в чем мы нуждаемся? В течение многих лет, — спокойно продолжал я, — жизнь в деревнях разных племен ничем не отличалась. Ни у кого никаких новых идей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96