- Что дальше?
- Когда ксерокопии будут у меня, одну вы должны исхитриться, тут уж
все будет зависеть от вас, положить пред самые очи Фиты. Ну, не буквально
вы, но обязательно лично ему в запечатанном конверте, чтоб никто, кроме
Фиты, не имел возможности увидеть эти ксерокопии. Изыщите такую
возможность? Вы же плохо себя чувствуете.
- Изыщу. Чувствую себя очень плохо, но не помираю.
- Когда вы убедитесь, что бумаги эти у него, тотчас дайте мне знать.
Затем действовать буду я, а вы немедленно уйдете в тень.
- Что значит в тень?
- Уехать в какую-нибудь Краснобрюховку.
- В какую Краснобрюховку?
- В Синебрюховку! Мало ли на Руси Тьмутараканей. Я заточу вас,
например, в какой-нибудь хороший санаторий!
- Хорошо... А что будешь делать дальше?
- Ждать.
- Чего?
- Пока Фита от неведения не дойдет до кондиции.
- А потом?
- Потом будет весело... Итак, договорились, - он встал, попрощался и
вышел... Последующие десять дней он почти через день бывал у Скорино,
привозил продукты, лекарства.

Поездка в Южную Корею сложилась удачно, Перфильев вернулся с выгодным
контрактом, знал, задержки с поставками не будет, значит, следовало
поторопиться с приобретением двух-трех старых домов, чтобы снести их или,
если возможно, капитально восстановить и начать строить цех, и салоны по
приему заказов от населения на изготовление очков и стекол самых разных
конфигураций, ходовых и дефицитных диоптрий. Нужен был немедленно Ушкуев,
с которым договорился встретиться еще до отлета в Сеул.
Филипп Матвеевич Ушкуев был дока в своем деле: он прошел, пожалуй,
все этапы революции и эволюции коммунальной системы, и, наконец, медленно,
но верно достиг того места, выше которого и не стремился, исповедуя
справедливую теорию, что если полезешь выше уровня своей компетенции -
можешь сломать шею. Но не только это удерживало Ушкуева попробовать
протолкаться куда-нибудь повыше, - место, которое занимал ныне, было
необычайно прибыльным, и как человек тертый жизнью, он усвоил: от добра
добра не ищут. А ведал Ушкуев "Горремстроем", а, значит старыми
домами-развалюхами, которые подлежали капремонту. Но ремонтировать их
Филипп Матвеевич не торопился, ссылаясь на отсутствие стройматериалов. Он
"доводил" их до кондиции - чем сильнее они разваливались и ветшали, тем
ниже становилась их балансовая стоимость, тем проще было дешевле передать
здания на баланс коммерческим структурам, СП и всяким людишкам, жаждавшим
купить не эти дома, а землю под ними, уплатив Ушкуеву приличную мзду.
Конкуренция тут была большая. Побеждали богатые...
Все это Перфильев знал, поскольку уже имел дело с Ушкуевым. Потому
нынче снова запросто позвонил ему:
- Филипп Матвеевич, добрый день. Это Перфильев. Как и уговорились,
собираюсь к вам. Когда удобно?.. Хорошо, значит после обеда... Да, я
приглядел три объекта... И после обеда Перфильев уже сидел в кабинете
Ушкуева. Обсудили все подробности, уговорились встретиться через неделю...

Теперь Желтовский многое понял. Ларчик, в котором лежали отрывочные
факты: пребывание Фиты в Париже, в Бурже, иранец, фирмы "Улыбка" и "Лесной
шатер", умолчание Фиты, когда узрел среди прочих фотографий себя с
иранцем, - открылся теперь этот ларчик ключиком в виде бумаг Скорино. Не
знал он только, кто такой рыжеволосый тип и какова его роль. Вечером, все
скомпоновав, он написал небольшую корреспонденцию для одной из частных
газет в Париже, чтобы опубликовать ее через Поля Берара, но как всегда
анонимно. В редакционном комментарии должен быть крючок для читателей:
мол, в ближайшее время мы сообщим новые подробности этого дела.
Денег Желтовский не пожалел и отправил трехстраничную корреспонденцию
из дому факсом на факс Поля Берара.
Желтовский не знал, что теперь почти все его передвижения
контролировались - с момента выезда с дачи до возвращения вечером - за ним
следовала машина: либо "москвич-пирожок", либо бежевый потрепанный
"жигуленок". После этого ежедневно составлялся график его маршрутов и
остановок.
И если бы сейчас, сидя в комнате у Евгении Францевны Скорино, он
подошел к окну-эркеру и выглянул, то увидел бы среди прочих,
припаркованных почти на тротуаре машин, бежевый "жигуленок"...
- Я сделала все, что ты рекомендовал, - сказала Евгения Францевна
Скорино.
- Каково эхо? - спросил Желтовский.
- Звонила его секретарша, сказала, что Фита срочно хочет со мной
встретиться.
- Значит прочитал, засуетился, - комментировал Желтовский.
Он не сказал ей, что звонил Фите вчера и спросил, не сохранилась ли у
него копия докладной в правительство, - и назвал, чья это докладная
двухлетней давности. Фита тут же отрезал: "...Я копий не храню... Я ушел
из того ведомства." Фита не удивился, не спросил, о чем докладная, какого
черта она нужна Желтовскому, хотя знал, о чем речь, ведь среди прочих
бумаг получил от Скорино и копию этой докладной. - Он теперь сидит в позе
роденовского "Мыслителя", - сказал Желтовский, - думать ему есть о чем, он
ведь не знает ваших дальнейших намерений: захотите ли передать это в
отечественную прессу или будете шантажировать, требуя деньги за бумаги. Он
сейчас мечется. Что вы ответили на его предложение о встрече?
- Я сказала, что встречусь с ним через месяц после возвращения из
Таганрога. Якобы еду туда к приятельнице.
- Хорошо. Приготовьте все, что нужно не для Таганрога, а для
проживания под Москвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80