вечный двигатель” жестко потребовал — подумай, что будут о тебе говорить, если узнают, что дружишь с уголовником. Какое отношение будет на работе у начальства?Этот разговор произошел накануне встречи Оленина с Лосевым. И во время разговора с бывшим командиром слова жены постукивали в голове самозаводным часовым механизмом. Потому, должно быть, и не получилась беседа, не нашлось достаточно теплых слов, которые невидимо скрепили бы их, как это было там, в Афгане. И ни одному, ни другому не захотелось встретиться вновь. 3 Обедать Николай Сергеевич Оленин обычно ездил домой. Он любил свой дом, любил свою жену, которая ко времени его приезда, как правило, появлялась сама.Татьяна умела удачно совмещать свой бизнес — ее фирма вела в городе большие строительные работы — с ведением домашнего хозяйства. У Татьяны Олениной были широкие связи во властных структурах еще с советских времен. А чиновники везде остались прежние, с прежними замашками и запросами. С ними ладить глава фирмы умела. Иначе было просто не выжить. Все ответственные городские и областные властные и околовластные люди, депутаты разных мастей желали иметь квартиры не хуже, чем у Олениных — шесть больших комнат в два этажа. Ну, естественно, кому-то по рангу хватало и трех комнат. У каждого свой вес в обществе. Они помогали Татьяне, Татьяна по мере возможности помогала им. Такой рэкет был взаимовыгодным и не носил потный запах беспредела.А от рэкета уголовного фирму прикрывал сам Оленин. Ему это было нетрудно — помог пару раз решить проблемы Совету ветеранов войны в Афганистане, в который он входил в качестве сопредседателя областного отделения.Четыре комнаты квартиры были на третьем этаже, еще две на четвертом. Вход возможен с каждого, но верхней дверью пользовался только десятилетний сын, который, по сути дела, занимал один две верхние комнаты.Татьяна была уже дома. Открыв дверь своим ключом, Николай Сергеевич почувствовал с кухни дразнящие запахи жареного мяса.— Коля, ты? — крикнула жена, не отходя от плиты.— Нет, это не я, — хмуро ответил Оленин, разулся и, не заглянув даже на кухню, прошел по толстому вьетнамскому ковру к себе в кабинет. Обычно он всегда сначала подходил к жене и она традиционно подставляла щеку для поцелуя.Николай Сергеевич искал старую записную книжку, где когда-то был домашний адрес Лосева. Вообще Оленин всегда отличался особой аккуратностью и даже некоторой педантичностью. Старые вещи, в которых могла со временем возникнуть надобность, он не выбрасывал и обычно хорошо знал, где и что у него лежит. Но сейчас эта проклятая книжка не находилась.Татьяна заглянула в дверь, опершись только о косяк плечом. Взгляд недовольный и вопросительный, смотрит как учительница на нашкодившего ученика.Николай Сергеевич говорить ничего не стал, продолжая резко выдвигать ящики письменного стола и секретера, ворча себе под нос. Эта его привычка ворчать всегда сильно раздражала Татьяну.— Что-нибудь случилось? — спросила она наконец. — Может, помочь?— Ты не видела зеленую записную книжку?— Какую еще зеленую?— Старая. Была у меня несколько лет назад... С глянцевым переплетом. Рисунок стертый. Там адрес очень нужный, не могу найти...Татьяна недовольно пожала плечами. Ей не нравилось, когда муж проявлял характер. Хозяйничать в доме и повышать голос ей хотелось только одной.— Я разве когда-нибудь интересуюсь твоими бумагами? Я такую даже не помню.И торопливо ушла на кухню, где что-то зашипело на плите. Шаги ее толстый коридорный ковер глушил полностью.Книжка не нашлась. А сам адрес Оленин элементарно забыл. Помнил только район и приблизительно улицу. Он был в этой квартире лишь однажды. На следующий день по возвращении из Афгана. Навестил мать Сохатого и оставил у нее фигурку из желтоватой слоновой кости — единственную вещь командира, которую не успели забрать офицеры военной прокуратуры. Небольшая, сантиметров двадцать в высоту фигурка изображала танцующую обнаженную женщину. Изделие явно не афганское. Ислам запрещает изображать животных и людей. Да и поза танца говорила, что сделано это в Индии. Память. Командир любил сидеть вечерами и рассматривать танцовщицу.Пальцем гладил ее. Но об этом Оленин не рассказывал матери. Он почти не разговаривал с ней, потому что не мог найти слов для объяснения ситуации. Да и сам ее толком объяснить не мог — даже себе. Мать, старая больная женщина, конечно, спрашивала. А он стеснялся случившегося и потому ушел торопливо.Сам Лосев в то время находился в ташкентском СИЗО.Ждал суда.Это было двенадцать лет назад. Если бы он хоть раз за последние годы навестил командира, то смог бы сейчас найти дом. Все-таки память у бывшего разведчика хорошая, профессиональная. Но не довелось в гости сходить. Это было неприятно, потому что разыскивать по прокурорским каналам, обращать на себя чье-то внимание и связывать свое имя с именем Сохатого он пока, до конкретного выяснения, не хотел из осторожности. Случайностей бывает много.И любое нечаянно произнесенное слово, фамилия, прозвучавшая из его уст, может Оленину повредить.Завистников хватает и без того, и каждый надеется вовремя ногу подставить. Слишком быстро продвигается он по службе, чтобы не иметь врагов.Сохатый...Через пару лет после освобождения Лосева, когда они встретились в кафе, Николай Сергеевич не взял у командира адрес, сказал, что у него есть. Сам же он тогда жил в другой квартире. Может быть, он тот адрес и говорил, сейчас не помнит. Но командир в гости не заходил. И не звонил даже... Глава 3 1 Холодный ветер шел из Китая. Северо-восточный затяжной и нудный “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14