Затем достал второй аппарат, «Сименс», и также разрядил его.— Сделайте звук телевизора ещё громче, — попросил он.Дронго прибавил звук.— Я почти уверен, что её исчезновение связано с работой в аппарате бывшего премьера, — тихо сообщил Каплунович, — я уже предпринял некоторые шаги и по ряду достаточно веских фактов убедился в том, что Вера каким-то образом связана с этими событиями. А вы прекрасно знаете, какие у нас сейчас времена. Меня могут прослушивать. Я даже не уверен, что нас сейчас не слышат. Если это так, то вы можете не найти Веру никогда, а её возможный выезд во Францию — всего лишь обычная инсценировка, которую провели спецслужбы, чтобы нас обмануть. Иначе просто невозможно поверить в то, что она не позвонила нам, как только прилетела. Хотя бы для того, чтобы мы смогли её защитить. Но говорить об этом я не могу, пока не буду точно знать, что с ней случилось. И не могу обращаться ни в ФСБ, ни в милицию. А тем более доверять обычным частным детективам. Мне говорили, что вы достаточно независимый эксперт и к тому же у вас большой опыт подобных расследований.Каплунович чуть ослабил узел галстука.— Вы хотели, чтобы я был искренним до конца, — добавил он после некоторого раздумья, — признаюсь вам, что я говорил со многими людьми. Знаете, как они вас характеризовали? Не только как одного из лучших экспертов в своей области, но и как человека порядочного, который не сдаёт людей, с которыми работает. Многие считают, что вы один из тех редких людей, кто ещё может позволить себе иметь какие-то принципы. Может, потому, что вы восточный человек и у вас есть своеобразный кодекс чести. У кавказцев свои представления о мужской порядочности.— Не поэтому, — возразил Дронго, — мой друг Эдгар латыш, но это не мешает ему придерживаться тех же принципов в жизни.Может быть, — согласился Каплунович, — но моя сестра просто раздавлена свалившимся на нас несчастьем. И мы хотим, чтобы вы помогли найти Веру. Или… или хотя бы узнать, что с ней случилось. Это моя единственная просьба. Надеюсь, вы понимаете, что все ваши расходы будут оплачены. И никто не должен знать о цели ваших поисков и о нашем разговоре. Никто. Сейчас наступили плохие времена для очень богатых людей в нашей стране. Каждый из нас в любой момент может оказаться на краю земли в какой-нибудь сибирской колонии. Разорить и отнять можно любую компанию, если, конечно, государство ставит перед собой такие цели. И силы слишком неравны. И ни один человек не может быть абсолютно уверен, что завтра к нему не придут налоговые службы или прокуроры. В нашей стране нет идеальных миллионеров, как никогда не было идеальных законов и идеальных времён. Любой владелец крупной компании не сможет никогда даже пройти чистилище и тем более попасть в рай. Для этого мы совершили слишком много грехов в девяностые годы. Все без исключения. И каждый из нас об этом знает. Самое обидное, что мы знаем это друг о друге и все об этом знают.— Приятно слышать, — пробормотал Дронго, — значит, такова цена ваших состояний?— Мы платим своими душами, — ответил Каплунович, — и это почти неизбежно.— Она знала ваши секреты?— Возможно, что да. Я привык доверять жене. Она могла быть откровенна со своей сестрой.— Вы полагаете, что это может быть обходной наезд именно на вашу компанию?— Я ничего не могу исключать. Но мне кажется, что это связано с её бывшей работой. Журналиста Оглобина я близко не знал и никогда в жизни с ним не общался, но Репников был достаточно серьёзным человеком.Дронго потёр подбородок. Тяжело вздохнул. Вежливый Вейдеманис молчал. Он знал, что в этот момент Дронго принимает решение. Каплунович не выдержал томительной паузы.— Так вы согласны начать её поиски? — нервно уточнил он. Седьмое октября — Они сидели за столом уже четвёртый час. Дронго иногда вставал, расхаживая из угла в угол. Вейдеманис делал заметки своим почти каллиграфическим почерком. Они расположились в кухне, здесь было уютно и как-то по-домашнему удобно. Кроме того, оба привычно много пили. Дронго предпочитал исключительно чай, тогда как его напарник — кофе. Значит, в квартиру она поднималась после работы, — продолжал Дронго, расхаживая вокруг стола, — оставила машину в гараже и поднималась наверх в кабине лифта.Именно в этот момент ей позвонила подруга. Понятно, что Вера насторожилась. И подошла в таком состоянии к своей двери. Открыла дверь. Или не открыла? Если она обнаружила, что дверь уже открыта? Тогда она бежит вниз и кричит консьержу…— А почему она побежала вниз, а не поехала в кабине лифта? — поинтересовался Вейдеманис. — Ведь так было бы быстрее? Она жила на одиннадцатом этаже.Правильно, — кивнул Дронго, — отсюда мы сделаем два вывода. Во-первых, она не боялась, что возможный убийца сумеет догнать её на лестнице. Почему? Ведь она женщина? Она приехала после работы, наверное, на ней была обувь, не совсем предназначенная для бега. Но она решила, что так будет удобнее. И быстрее. Она была уверена, что убийца сразу за ней не побежит. Значит, она успела закрыть дверь своим ключом. И сама не вбежала в кабину лифта только потому, что та уже поднималась вверх. Первый убийца должен был вызвать своего напарника. Я вчера побывал в этом доме, там входная дверь запирается на ключ. Если бы входная дверь была открыта, то это могло бы вызвать подозрения у Логутиной. Значит, убийца обязан был войти в квартиру и попросить своего напарника запереть дверь. Она, напуганная звонком подруги, очевидно, что-то почувствовала, успела закрыть дверь, и в этот момент кабина лифта пошла вверх. А она побежала вниз. Поэтому она так спешила и боялась, что убийцы успеют спуститься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11