Череда смертей, не больше года жизни от заражения до исчезновения. И этот молодой человек, который кажется скорее усталым, чем больным, наверняка обречен. Как и я. Как и все мы.
– Ты давно заразился? – спросил я. – Сколько точно?
– Одиннадцать месяцев. Одиннадцать с половиной. Хочешь понять, когда я умру?
– Скорее, когда я умру, – усмехнулся я. – Но, ты знаешь, большинство болезней когда-то считались неизлечимыми.
– У меня слишком мало времени. Это шестой приступ. Больше восьми никто не выдерживает. Шесть – уже очень много. Ты меня вытащил, еще немного – и должна была начаться дезинтеграция.
– Ты это видел своими глазами?
– Много раз. Хочешь, чтобы я рассказал?
Я кивнул:
– Понимаю, что трудно об этом вспоминать, но, может быть, мы приблизимся к решению.
– Это и твое будущее, – усмехнулся он. – Так что мы почти в равных условиях. Ну, слушай! Сам напросился. Приступы начинаются где-то через полгода после заражения. У тебя будут раньше. Ты слишком активно используешь Силу. Бывает, и через месяц – так что готовься. И чем дальше, тем чаще. Сначала то, что ты видел: тошнота, головокружение, потери сознания. Потом – волны красного сияния вдоль тела, словно ты внутри раскаленного кокона, и конвульсии. Первый такой приступ иногда переживают, второй – никогда.
– Ты не сталкивался с тем, что аннигиляционное излучение может спровоцировать приступ? Вообще радиация?
– Не уверен. Во время сражений приступов больше, но чем это вызвано? Возможно, просто стресс.
– Ты никогда не сталкивался с тем, что люди с Т-синдромом жили дольше, чем год?
Он печально улыбнулся:
– Нет, никогда. Впрочем, я знаю о проблеме меньше года.
Наступил вечер, за окном вновь зажглись огни университета. Там какой-то праздник. Небо расцвечено фейерверком: взлетают и исчезают планеты, цветы и водопады, и парит над всем феникс в ореоле пламени. Дано ли будет и нам возродиться? Может быть, это последний фейерверк в моей жизни?
Я проводил Анатоля до гравиплана.
– Будет приступ – сразу связывайся со мной! – сказал я на прощание.
Он кивнул.
Вернувшись, я снова залез в Сеть. Запросил «Тракль, Т-синдром». Ничего, кроме упоминания Игл Тракля как лучшего оружия против метаморфов и цертисов. Я задумался об этом человеке, изобретшем способ справиться с нами. Его называли то новым Леонардо, то новым Ломоносовым, то новым Теслой. Пожалуй, последнее ближе всего к истине: слишком много грандиозных проектов, которые так и не были осуществлены. Тракль познал и славу, и богатство, и конец в сумасшедшем доме. Мания величия. Перед смертью он утверждал, что всемогущ…
Что? Всемогущ?
Как я. Как любой из метаморфов. Ну, почти.
Да, ладно! Бред сумасшедшего. Мания величия – еще не симптом Т-синдрома…
Или оно? Тот самый первый случай! Не понятый и нигде не задокументированный…
Я уже собрался лезть в Сеть за подробной биографией Федора Тракля, но увидел слабое серебристое свечение в углу комнаты и забыл обо всем.
Свечение становится плотнее, ярче и обретает форму. Цертис стоит рядом с моей кроватью. На губах играет улыбка, белое покрывало развевает несуществующий ветер, из-под ткани выбивается серебристая прядь волос. Я протягиваю руку к ее руке.
– Здравствуй! Как давно тебя не было!
– Сутки, – улыбается она. – Всего лишь сутки.
Я чувствую себя рыцарем в замке Грааля. Выходит девушка с таинственной чашей – значит, пора задавать вопросы, но я хочу одного: слияния.
Но ее рука парит прочь от моей руки, как крыло ангела.
– Спрашивай! – поет цертис.
– Это правда, что я скоро умру? Когда ты со мной, я не могу поверить в это.
Она качает головой.
– Мы не знаем. Ищи! Еще есть время.
И касается моей руки. Я сплетаю с ней пальцы и не ощущаю плоти, одно тепло. Кажется, что должен быть холод, в цертисе нет ни капли живого цвета – только оттенки льда: белый, голубоватый, серебристый. Она должна бы казаться призраком, трупом, мраморной статуей. Но все иначе. Я смотрю на нее и понимаю, что это и есть настоящая, истинная жизнь.
На этот раз я хочу быть равным. Тепло Силы поднимается по позвоночнику, минуя одну за другой все чакры. Вокруг меня разгорается и бьется пламя, меняя цвет от красного до фиолетового, светлеет, становится белым. И я уже не понимаю: цертис втекает в меня и растворяется в крови или это я растворяюсь в ней.
Мир начинает мигать, словно я теряю и вновь обретаю сознание. И я проваливаюсь в сон.
Когда я проснулся, на часах была половина второго пополудни. Я вспомнил события позднего вечера и подумал, что, вероятно, у меня был приступ, а цертис мне пригрезился. Но изнутри меня, из сердца, из крови, из каждой клеточки моего тела словно кто-то отозвался. Сладкое щемящее чувство, ощущение присутствия. Я улыбнулся: приступ или нет, но цертис была со мной.
Пошел в ванну. Холодная вода обожгла лицо и ладони. Подмигнул отражению в зеркале: не иначе я стал моложе. Из окна льется солнечный свет, и деревья шумят почти под ногами.
У меня на сегодня есть дело, то, что я не довел до конца накануне.
Алисия открыла почти сразу, строго посмотрела на меня.
– Я пришел за моей тайной, – сказал я.
– Ну, что ж, заходи!
Я примерно понимаю, что может скрывать Юля, но роль госпожи Штефански совершенно непонятна, и я Решил начать с нее.
– Чай будешь? – спрашивает Алисия.
– С удовольствием.
Мы пьем чай, и я терпеливо жду, когда же она начнет рассказ.
– У меня предложение, – говорит она. – Я расскажу тебе не мою тайну, а твою.
– Мою?
– Разве ты больше не хочешь узнать причину своего расстрела?
– Она вам известна?
– Еще бы! – она усмехается. – Только давай пойдем прогуляемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113