Стоял самый глухой час между полуночью и
рассветом, время, когда больная печень начальника караула бурчала особенно
громко. К тому же он, Марсин, и без того слишком часто оказывался у него
ублюдочным фаплапом.
- Кончай вызывать и ложись спать, - приказал Марсин с ноткой отчаяния
в голосе, - или утром я доложу дежурному офицеру о твоем неповиновении.
- Покатался бы лучше на верблюде, - посоветовал ему Лиминг. Он
повернул спираль, как будто тщательно ее настраивая. - Ты меня слышишь?
- Я тебя предупредил! - не отставал Марсин, не спуская со спирали
глаз.
- Сказано, фибли отсюда! - взревел Лиминг.
Марсин захлопнул глазок и отфиблил.
Естественно, Лиминг проспал - ведь он почти всю ночь провел за
работой. Пробуждение было грубым и внезапным.
Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвались три охранника, за
ними вошел офицер. Пленника без всяких церемоний стащили со скамьи, раздели
и совершенно голым вытолкали в коридор. Пока охранники обыскивали его
одежду, офицер слонялся по камере, наблюдая за ними. "Вылитый педик", -
решил Лиминг.
Ничего не обнаружив в одежде, они стали обыскивать камеру. Один из них
сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру. Тот взял ее так
осторожно, как будто это был букет, в котором могла оказаться бомба.
Другой охранник наткнулся на вторую деревяшку, от утфутболил ее в
сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за нее, но
перевернуть и поискать под ней не сообразили. Тем не менее, их долгая возня
со скамьей начала действовать Лимингу на нервы, и он решил, что пора
прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы, он прошествовал по
коридору.
Офицер издал яростный рев и напустил на него охранника. Тот так и
вылетел из камеры, голося, чтобы Лиминг остановился. На шум из-за угла
коридора появился четвертый охранник и угрожающе поднял ружье. Лиминг
повернулся и ретировался.
Подойдя к офицеру, который вышел из камеры и уже кипел от злости, он
остановился, принял скромную позу и сказал:
Взгляните - "Сентябрьское утро".
Для офицера это был пустой звук.
Размахывая петлей, он подпрыгнул от ярости и заорал:
- Это что такое?
- Моя собственность, - с неприкрытым достоинством заявил Лиминг.
- Вы не имеете права ни на какую собственность. Военнопленным не
разрешается ничего иметь при себе.
- Кто это сказал?
- Это я вам говорю! - довольно злобно ответил педик.
- А кто вы собственно такой? - поинтересовался Лиминг, демонстрируя
чисто научный интерес.
- Клянусь Великим Голубым Солнцем, вы еще узнаете, кто я такой!
Стража, взять его в камеру и...
- Вы здесь не начальник, - перебил его Лиминг с наглой
самоуверенностью. - Здесь все решает комендант. Тут мы с ним заодно. Если
не верите, пойдите и спросите его.
Охранники мешкали в явной нерешительности. Они единодушно отдали всю
инициативу офицеру. Но герой что-то утратил свой пыл. Недоверчиво
уставившись на узника, он колебался.
- Вы что же, утверждаете, что комендант позволил вам держать при себе
этот предмет?
- Я говорю, что он не возражал. Значит, и вы не можете возражать.
Катитесь-ка в свой свинарник и не старайтесь перепрыгнуть через голову
начальства.
- Свинарник? Это еще что такое?
- Не ваше дело.
- Я справлюсь у коменданта.
Утратив спесь и уверенность, офицер повернулся и охранникам.
Возвратите его обратно в камеру и пусть ему принесут обычный завтрак.
Надеюсь, мне вернут мою собственность, энк? - напомнил Лиминг.
- Не раньше, чем я увижусь с комендантом.
Охранники затолкали его в камеру. Он оделся. Прибыл завтрак - обычная
миска размазни. Он обругал стражников за то, что ему не принесли яичницу с
беконом, и сделал это нарочно, с дальним прицелом. Демонстрация
самоуверенности и некоторой агрессивности была необходимым условием для
продолжения игры.
Учитель почему-то не явился, так что Лиминг провел все утро, шлифуя по
книгам беглость речи. Днем его выпустили во двор, и он, смешавшись с
толпой, не смог обнаружить признаков какой-то особой слежки.
Его знакомый прошептал:
- Мне удалось стащить еще моток проволоки. Я его захватил с собой на
тот случай, если он тебе понадобится. - Он сунул проволоку Лимингу и,
убедившись, что она исчезла в его кармане, добавил: - Это все, что я сумел
достать. Больше не проси. Нельзя слишком часто испытывать судьбу.
- В чем дело? Это становится опасным? Тебя подозревают?
- Пока все тихо. - Ригелианин настороженно огляделся. - Но если другие
узнают, что я таскаю проволоку, то немедленно последуют моему примеру. Они
разворуют ее на всякий случай, надеясь пронюхать, зачем она мне
понадобилась, чтобы потом использовать таким же образом. За два года в
тюрьме все мы стали отъявленными эгоистами. Каждый так и старается оттяпать
у ближнего лишний кусок - неважно, настоящий или воображаемый. От этой
собачьей жизни все худшее в нас вылезает на поверхность - как, впрочем, и
лучшее.
- Понятно.
- Пары моточков никто не хватится, - продолжал собеседник. - Но если
поднимется паника, проволока начнет исчезать в огромных количествах. И
тогда не миновать жутких разборок. Я вовсе не хочу давать повод для
повального шмона.
- То есть, ты хочешь сказать, что как раз сейчас твои товарищи не
могут рисковать, подвергая себя тщательному обыску?
Ригелианин шарахнулся, как испуганный конь.
- Я тебе зтого не говорил.
- Но я-то не хуже других знаю, скольжо будет дважды два. - Лиминг
ободряюще подмигнул собеседнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53