Один за одним загораются огоньки пока еще неизвестных созвездий на темно-синем небе. Тучи расступились к вечеру, небо очистилось, лес готовится к ночи, слышатся шорохи, непонятные шумы, треск сухих листьев под чьими-то мягкими лапами. В темноте загораются еще четыре новых огонька. Четыре ярко-желтых огонька внимательно смотрят на людской «муравейник», ярко освещенный огнями прожекторов. В этих огоньках застыла ненависть…

* * *

…Когда зашло солнце, мы с Касом прокрались к Пустоши. Теперь внутри Черного Круга, отгороженного металлической паутиной, было множество странно пахнущих черных холмиков, из которых доносился запах двуногих. Их «муравейник» был освещен яркими мертвенно-белыми огнями, по силе света многократно превосходящими свет двух лун нашего неба. Мы подкрались к деревьям на краю леса и услышали слабое гудение, похожее на звуки, издаваемые роем ос.
По «паутине» бежали цепочки ярко-голубых искр, похожих на звезды в небе. Почему-то мой друг захотел рассмотреть эти искорки поближе и, прежде чем я смог его остановить, подкрался поближе к «паутине» и прикоснулся к ней лапой. Я увидел синюю молнию, вцепившуюся в моего друга, – так паук впивается в запутавшуюся муху. Раздался страшный треск и огоньки побежали по шерсти Каса, его глаза выкатились, язык, мгновенно почерневший от крови, вывалился наружу. Запахло паленой шерстью и мясом. Его тело билось в агонии… Он умирал, лапы дергались в страшных судорогах. Все произошло так быстро, что я не успел помочь ему.
Я выбежал из леса, хотел оторвать Каса от проклятых металлических нитей, но не успел сделать и этого. Раздались пронзительные вопли, вспыхнул ослепительный свет, и несколько огненных шаров ударились в землю рядом со мной.
Я бежал в темноту, я – предатель своего друга. Боль и отчаяние грызли мое сердце с усердием голодных лесных крыс. Я бежал и мой вой, мое прощание, моя мольба о прощении, летел над нашим лесом, – над лесом, который я еще вчера так любил…

* * *

Около двух часов ночи по местному времени в восточном секторе сработала световая сигнализация. Датчики зафиксировали прикосновение к заградительной сетке, вверх взлетели осветительные ракеты, автоматически зажглись дополнительные прожекторы, осветив место возможного проникновения. Солдаты батальона Майкла Фапгера бежали, ориентируясь на свет ракет, снайперы, дежурившие в ночную смену, осматривали ярко освещенный участок ограды и прилегающий лес, но не видели ничего подозрительного ни с помощью приборов ночного видения, ни с помощью термооптики. Люди спешили на вой сирены, истошно разрывающей воздух, но они могли бы и не спешить.
На сетке, вцепившись в проволочные ячейки почерневшими когтями правой лапы, висело тело волка. Электрические разряды большой мощности, проходившие через его уже мертвое тело, заставляли мышцы сокращаться и биться в судорогах, но это были только остаточные рефлексы.
Кровь, хлеставшая из прокушенного в агонии языка, запеклась черной коркой, выпученные глаза напоминали два шарика желе, раздавленных ногой – от действия тока внутриглазная жидкость кипела до тех пор, пока глаза не взорвались в глазницах.
Зрелище было страшным. Электрики, отвечающие за контроль напряжения, отключили секцию восточного сектора и тело мертвого волка смогло, наконец, обрести покой. Солдаты, посланные, чтобы снять труп с проволоки, долго не могли оторвать лапу, практически приварившуюся к сетке. Судорожно сжатые когти не хотели разжиматься, их пришлось отрезать вместе с пальцами, каждый отдельно.
Дубинин мельком осмотрел тело и приказал отнести его в холодильник биолаборатории, уже практически забитый до отказа телами волков, доставленными с поля боя.
– Я посмотрю его завтра, Адам, – сказал Сергей, зевая – он заснул только час назад и спать хотел неимоверно.
– Конечно, Сергей, – проворчал Адам, сам с трудом сдерживая зевок, – я же не садист, чтобы лишать вас сна.
Как ни странно, эта одинокая смерть прошла почти незамеченной, если не считать, что все колонисты были разбужены воем сирены. Те, кто нашел в себе силы добежать или дойти до восточного сектора, молча наблюдали, как волка снимают с ограды, и так же молча разошлись по своим палаткам. Кто-то из толпы сказал вполголоса: «Так ему и надо», большинство одобрительно проворчало что-то вроде: «Хорошо, что технари поставили сетку. Так бы эта зверюга вломилась бы к нам, еще тепленьким». Солдаты посчитали эту смерть достойной карой за смерть Докса; Верховин был доволен тем, что его защита сработала как надо; ученые и техники порадовались тому, что успели поставить защитные ограждения в кратчайшие сроки. Особых эмоций эта смерть, больше похожая на казнь на электрическом стуле, не вызвала. Поначалу, конечно, все перенервничали, когда завыла сирена. Но люди своими глазами: через защиту невозможно перебраться даже таким страшным тварям, как волки. И они испытали чувство какого-то первобытного удовлетворения и тихого торжества над проявлениями внешнего мира.
Люди возвращались к своим кроватям и с наслаждением вытягивались в полный рост в еще теплых спальных мешках. У них было еще пять часов до рассвета, все вокруг них казалось таким надежным. Они ощущали себя в безопасности под охраной солдат и проволочной оградой. Можно спокойно заснуть. И увидеть какие-нибудь приятные сны.
И люди спокойно засыпали в своих палатках и ничто не могло им помешать, даже далекий вой, разносящийся на километры вокруг. Этот вой был заунывен и печален, как реквием на похоронах. Он высоко взлетал в чистое небо, слабо освещенное тусклым светом двух лун – спутников Лимбы, и разносился над лесом, не находя сочувствия и жалости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98