Мои мысли обращены к прошлому, к пережитому, к продуманному, и в памяти возникает декабрь 1945 года, когда на Рейнгардтштрассе я сидел в кабинете Эдвина Гернле, который тогда сразу уделил много времени долгому и обстоятельному разговору о моей будущей деятельности. Речь шла об аграрной реформе, которую все ощутимее саботировали политические противники, о мерах по обеспечению населения продовольствием, о восстановлении здорового поголовья; важнейшая задача заключалась в том, чтобы взять инициативу и власть в свои руки, настоять на своем во взаимоотношениях с упорствующими собственниками в землях{89}, потому что, только действуя в масштабе всей зоны, можно было достигнуть успеха. Гернле снова проявил присущие ему качества, свою способность точно определить, за какую первостепенную задачу надо взяться, выделив ее среди других, тоже важных задач, для решения которых, однако, еще нет достаточных предпосылок. Он блестяще справлялся с практической работой вопреки сложившемуся у нас в Луневе впечатлению, что он главным образом крупный аграрник-теоретик. Совершенно так же, как в Луневе, он живо откликался на замечания и предложения собеседника, побуждая к дальнейшим размышлениям. Беседы с ним были интересными и плодотворными, они будили мысль, Гернле стремился, чтобы люди проявляли самостоятельность, смело выдвигали новые идеи. С самого начала мне стало ясно, что создается такая обстановка, которая будет стимулировать нашу совместную работу.
Когда была провозглашена земельная реформа, я сразу предложил, чтобы в одну из первых же моих поездок по стране я посетил – как только это окажется удобным – Кампель, то имение, где некогда властвовала княгиня Блюхер и где позорно провалились мои первые планы земельной реформы. Хорошо бы увидеть на месте, какие в Кампеле теперь наступили перемены. Для меня эти перемены имели бы символическое значение, по ним можно судить о направлении нашего пути.
– Да, да, – отвечали мне, – но поезжайте также в те деревни, где возникли и все еще существуют трудности при проведении земельной реформы…
– Там, очевидно, засела клика юнкеров, остался бывший бургомистр или кулаки. Быть может – я считаю это вполне вероятным, – сопротивление поощряется откуда-то извне…
– Да, но не только в этом дело. Иной раз сельскохозяйственные рабочие сначала отказывались поделить между собой земельные угодья юнкеров, но и там теперь проведена земельная реформа, через полгода люди станут сознательнее, а потом двинутся еще дальше вперед, через год, через пять лет.
То, что мне рассказали, не явилось для меня неожиданностью. Наша работа на фронте, в лагерях по приему военнопленных имела тот же характер, и тогда тоже не следовало предаваться иллюзиям. Во время нашего последнего разговора в Луневе Эрих Вайнерт сказал мне: «Самая трудная работа нам еще предстоит, работа на родине». Эта работа требовала от нас, кроме ясности мысли, еще и терпения, силы убеждения и постоянной готовности сгруппировать людей на правильных позициях.
Объезжая деревни, мы познакомились с Гертрудой Хаберсаатс и с Лизль Хулькс, с Феликсом Янушем, с крестьянином из Краске, могли мы, пожалуй, встретить и Вуншгетройя – всех тех людей, с которыми я позднее снова встретился в произведениях писателей Хельмута Заковски, Бенно Фелькнера, Юрия Брезаня, Эрвина Штриттматера.
Мы вели борьбу повсюду, в каждом хозяйстве, за пресечение бешенства, ящура, против распространения эпизоотии. Приходилось иной раз и стукнуть кулаком по столу на заседании, когда текущие потребности противопоставлялись требованиям, обеспечивающим будущее, когда раздавались призывы «поделить также сельскохозяйственные опытные имения и конные заводы». Во имя будущего необходимо было решительно сказать: нет, нам нужны опытные селекционные станции немецкой аграрной науки, нам нужны Думмерсторф, остров Риме, нам снова понадобятся пастбищные угодья наших конных заводов в Нойштадте, в Градице, в Фердинандсхофе и Редефине. Нелегко было людям это понять в такое время, когда каждый клочок земли, даже зеленые насаждения в городах, нужно было использовать, чтобы снабжать население продовольствием. В ту пору многим казалось, что план работы тягловой силы важнее плана работ по разведению племенных пород. Однако достаточно было взглянуть на диаграммы, сделанные у нас в Главном управлении на основе первых статистических данных, чтобы понять, в какой степени необходимо, трезво оценивая тяжкие заботы и нужды сегодняшнего дня, не забывать о завтрашнем дне: высокая колонка отражала наличие тягловой силы, быков и коров, рядом уже значительно скромнее – графическое изображение численности лошадей и потом уже совсем маленький столбик – число технических агрегатов, включая и немногие отремонтированные паровые плуги.
Незабываемые времена! Они заложили фундамент для всего того, что стало реальностью. В те времена был предопределен масштаб наших огромных успехов. В сельском хозяйстве двадцать лет – небольшой срок, ведь это только двадцать урожаев. Кто из крестьян решится сказать, что он как земледелец использовал каждый из этих двадцати урожаев так эффективно, чтобы суметь благодаря накопленному собственному опыту с каждым разом добиваться все больших успехов? Никто этого не скажет, не погрешив против правды.
Как же избегнуть возможных потерь от недостаточной продуктивности сельского хозяйства? Только объединив воедино опыт многих людей! Совместное планирование, обмен опытом, который учитывает и ошибки и достижения, живой интерес к науке – все это залог успеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149