Я падаю, снова поднимаюсь, продолжаю бежать. Правая нога болит. Должно быть я подвернул ее, когда приземлился. Воронка и несколько французских шлемов. Я все еще за вражескими линиями? Солдаты смотрят на восток, спинами ко мне. Они не двигаются. Возможно, они мертвы. Будет лучше, если я их обойду. Я попадаю на пшеничное поле. Стебли уже высотой с человека. Я поднимаюсь с колен и слегка пригибаясь иду на восток. Вот во весь рост стоит офицер. «Первое… огонь!», командует он, и ему отвечает рев орудия. Я встаю и махаю ему рукой. Он махает мне в ответ и я подбегаю к нему. «Сигарета есть?», спрашиваю я сухими губами. «Бауэр», представляется он, отдает честь и лезет за портсигаром. «Удет», говорю я, и на какой-то момент ураганный огонь престает существовать, так сильны ритуалы воспитания, что даже война не может стереть их. «Второе готово?», кричит он. «Готово» отвечают ему из укрытия. «Второе… огонь!» Земля сотрясается от выстрела. Он зажигает мне спичку и я вдыхаю дым долгими, голодными затяжками. «Видели ваш прыжок, Herr Kamerad, это было нечто! Третье готово?» Я спрашиваю его, в каком направлении тыловые позиции. Он указывает себе за спину по направлению к высотам Кутри. Я благодарю его и хромаю дальше. Новая зона обстрела и вновь разрывы совсем близко от меня. И вновь я отброшен на землю взрывной волной.
Укрытие с горящим перед входом огнем, защитой против газа. Внутри полно солдат и офицеров. Я прошу телефониста связать меня с группой. «Удет», кто-то кричит за моей спиной, «это же Эрни!» Я оборачиваюсь и смотрю на странного солдата. Его твердое, бледное лицо с покрасневшими глазами говорит о трудных днях и бессонных ночах. «Карл Мозер?», спрашивая я неуверенно. «А то кто же!» Под его руководством я сваривал первые трубы на фабрике моего отца. «Ты помнишь… помнишь то время?» Окружающий нас мир куда-то отдаляется. Мы стоим на травяном поле, три мальчика, Вилли Гетц, Отто Берген и я. Карл лежит на спине в своем лучшем выходном костюме, жует литок клевера и смотрит как мы запускаем воздушных змеев. Маленькая девочка сопровождает запуск каждого змея радостным хлопаньем в ладоши. Вилли Гетц подхватывает ее, пять змеев связаны вместе и тянут ее вверх. Она визжит как грудной ребенок и ее мать бежит к ней. Медленно и осторожно Отто опускает змеев на землю. Женщина плачет и время от времени ударяет его по спине, но он не выпускает веревки из рук. «А где Отто сейчас?», спрашивает Карл. «Погиб!», отвечаю я. «Хм, тоже погиб», бормочет он. Меня соединяют. Автомобиль группы подберет меня на дороге из Суассона в Шато-Тьери. Предполагается, что я доеду до нее на лошади, которую позаимствую в полковом штабе. После обеда я поднимаюсь в воздух на новой машине. Среди воронок внизу вижу Фоккер, в котором я чуть не разбился в это утро. Обгоревший, голый каркас похож на скелет птицы.
С каждым днем воевать все тяжелее. Когда взлетает один наш самолет, с той стороны поднимается в воздух пять. И когда один из них падает рядом с нами, мы набрасываемся на него и снимаем все что можно, потому что нам никогда не хватает таких замечательных инструментов, сияющих никелем и медью. Этому изобилию мы не можем противопоставить ничего кроме нашего чувства долга и четырехлетнего опыта. Каждый взлет означает непременный воздушный бой, а мы взлетаем часто. С третьего по двадцать пятое августа я сбиваю двадцать самолетов противника. На одном из мертвых найден мой портрет, вырезанный из газеты с надписью:«Ас из асов». Капитан мертв и у меня теперь – самый большой счет. Вечером восьмого числа приходит приказ всем исправным машинам переместиться выше по течению Соммы. Здесь англичане уже несколько дней накапливаются для прорыва. Ситуация становится для нас критической. Четырьмя четверками, как хищные птицы мы летим на север.
Чем дальше на север, тем явственнее приметы битвы. Неподалеку от Фонтан-лез-Каппи я обнаруживаю вражеский самолет, летающий над самыми траншеями. Я отделяюсь от звена и атакую его, стреляя с ходу. После очереди из двадцати выстрелов он взрывается в воздухе и рассыпается на куски рядом с траншеями. 5:30 вечера. К шести часам у нас кончается горючее. У нас было его не так уже много, когда мы взлетели. Запасы за последние дни были сведены к минимуму и никто не думал, что нам придется лететь так далеко. Нам нужно приземлиться, чтобы заправиться. Мы спускаемся вниз как скворцы на пшеничное поле. Машины выстраиваются в ряд. Все поле забито. Командиры звеньев беседуют с комендантом аэродрома, дружелюбным парнем. Он хотел бы нам помочь, но ему самому нужно горючее. Мы предлагаем, чтобы он поделился с нами. Он колеблется. Пока мы ведем переговоры, воздух наполняется гудением британских моторов. Они приближаются и мы уже можем ощущать запах раскаленного масла. То здесь то там самолеты показываются в просветах между облаками. Холодный летний вечер. Тяжелые облака плывут к востоку, голубое небо видно только изредка. «Хорошая погода для атак на аэростаты», говорю я себе. Неожиданно английская машина появляется из серой дымки у нас над головой, стреляя из обоих пулеметов. Печальное зрелище! Самолеты группы Рихтгофена скучились здесь как стайка цыплят, беспомощные без топлива, и над ними – англичанин, как ястреб. Я охвачен яростным гневом. Я бегу к моему самолету и взлетаю в воздух даже не пристегнув ремни. Он начинает новую атаку, а я захожу на него сзади. Он до такой степени захвачен врасплох, что забывает о необходимости защищаться. Короткая очередь, всего десять выстрелов, он раскачивается из стороны в сторону и падает неподалеку от летного поля. Мертв. Это британский S.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27