— Не огорчайтесь, — сказал ему Вейсенбрух. — Через много лет вы посмотрите на эти ранние работы и поймете, что в них немало искреннего чувства и трогательности. Работайте, работайте, мой мальчик, не останавливайтесь ни перед чем.Но скоро Винсенту пришлось остановиться от жестокого удара, нанесенного прямо в лицо. Еще весной Винсент пошел в хозяйственную лавку починить лампу. Лавочник навязал ему две новые тарелки.— Но я не могу их взять, у меня нет денег.— Пустяки. Мне не к спеху. Берите, заплатите как-нибудь потом.Спустя два месяца он громко постучал в дверь мастерской. Это был здоровенный малый с такой толстой шеей, что она сливалась у него с головою.— Что же это вы меня морочите? — закричал он сердито. — Берете товар и не платите, а сами все время при деньгах?— Сейчас у меня ничего нет. Я расплачусь, как только получу деньги.— Враки! Вы только что уплатили моему соседу-сапожнику.— Я работаю и прошу мне не мешать, — сказал Винсент. — Я рассчитаюсь с вами, как только смогу. Уходите, пожалуйста.— Я уйду, когда вы отдадите мне деньги, — не раньше!Винсент опрометчиво толкнул лавочника к двери.— Проваливайте вон отсюда! — крикнул он.Лавочник только этого и ждал. Едва Винсент к нему прикоснулся, он ударил его кулаком в лицо и отбросил к стенке. Потом ударил Винсента еще раз, сбил его с ног и вышел из мастерской, не говоря ни слова.Христина была в тот день у матери. Антон, игравший на полу, подполз к Винсенту и с плачем гладил его по лицу. Через несколько минут Винсент пришел в сознание, дотащился до лестницы, кое-как взобрался наверх и лег в постель.Лицо у Винсента не было поранено. Боли он не ощущал. Он не ушибся, когда упал на пол. Но эти два удара кулаком что-то сломили в нем, опустошили его. Он это чувствовал.Пришла Христина. Она поднялась наверх. В доме не было ни еды, ни денег. Христина не раз удивлялась, как это Винсент при такой жизни еще держится на ногах. Теперь он лежал поперек кровати, свесив голову и руки в одну сторону, а ноги в другую.— Что случилось? — спросила она.Прошло много времени, прежде чем он собрался с силами, приподнялся и положил голову на подушку.— Син, я должен уехать из Гааги.— Что ж… Это понятно.— Мне необходимо уехать отсюда. Куда-нибудь в деревню. Может быть, в Дренте. Там мы сумеем прожить дешевле.— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? Это же ужасная дыра, этот Дренте. Что я там буду делать, если у тебя нет ни денег, ни хлеба?— Не знаю, Син. Придется тебе потерпеть.— А ты обещаешь расходовать все свои сто пятьдесят франков только на жизнь? Не будешь тратить их на натурщиков и краски?— Не могу, Син. Ведь это для меня главное.— Да, для тебя!— Ясное дело, не для тебя. Разве тебе это понять!— Мне нужно как-то жить, Винсент. Я не могу жить без еды.— А я не могу жить без живописи.— Ну, что ж, ведь деньги твои… тебе и решать… я понимаю. У тебя есть хоть несколько сантимов? Давай сходим в кафе у вокзала Рэйн.В кафе пахло кислым вином. Было уже довольно поздно, но ламп не зажигали. Те два столика, за которыми они когда-то сидели, были свободны. Христина повела Винсента к ним. Они заказали вина. Христина играла своим стаканом. Винсент вспомнил, как восхитили его почти два года назад ее натруженные рабочие руки, когда она вот так же играла стаканом.— Они говорили, что ты бросишь меня, — сказала она тихо. — Да я и сама это знала.— Я не собираюсь бросать тебя, Син.— Да, конечно, это не назовешь — бросить. Я от тебя не видела ничего, кроме хорошего.— Если ты хочешь жить вместе со мной, я заберу тебя в Дренте.Она покачала головой.— Нет, вдвоем нам никак не прокормиться.— Ты это поняла, Син, правда? Если бы я был богаче, я ничего бы для тебя не пожалел. Но когда приходится выбирать между тобой и работой…Она накрыла его руку своей, и Винсент почувствовал, как шершава ее ладонь.— Ладно. Брось огорчаться. Ты сделал для меня все, что мог. Просто пришло время… вот и все.— Хочешь, Син, мы поженимся? Я возьму тебя с собой, только бы ты была счастлива.— Нет, я останусь с мамой. Каждому свое. Все устроится; брат снимает новую квартиру для своей девки и для меня.Винсент допил вино, последние капли со дна горчили.— Син, я старался помочь тебе. Я любил тебя и отдавал тебе всю свою нежность. Прошу тебя за это об одном, только об одном.— О чем же? — равнодушно спросила Христина.— Не иди снова на улицу. Это тебя убьет! Ради Антона, не возвращайся к прежней жизни.— У тебя хватит еще денег на стакан вина?— Да.Она отпила залпом почти полстакана и сказала:— Я ведь знаю, что так мне не прожить, особенно с двумя детьми. И если я пойду на улицу, то не по охоте, а поневоле.— Но если у тебя будет работа, ты обещаешь не делать этого?— Хорошо, обещаю.— Я буду посылать тебе денег, Син, буду посылать каждый месяц, на ребенка. Мне хочется, чтобы ты вывела малыша в люди.— Все будет хорошо… он не пропадет… как и все остальные.Винсент написал Тео о своем намерении переехать в деревню и порвать с Христиной. Тео ответил со следующей почтой, — он одобрил решение Винсента и прислал лишнюю сотню франков, чтобы Винсент расплатился с долгами. «Вчера ночью моя пациентка исчезла, — писал он. — Она совсем выздоровела, но мы никак не могли найти общий язык. Она забрала с собой все вещи и не оставила мне даже адреса. Думаю, что так будет лучше всего. Теперь мы оба освободились».Винсент перетащил всю мебель в мансарду. Он еще надеялся когда-нибудь вернуться в Гаагу. За день до отъезда в Дренте он получил письмо и посылку из Нюэнена. В посылке оказался табак и творожный пудинг от матери, завернутый в промасленную бумагу.«Когда же ты приедешь к нам порисовать деревянные кресты на церковном кладбище?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161