И подобно своему отцу, Всеволод из приехавшего в столицу увальня за несколько лет превратился в фигуру, заметную не только на хоккейно-футбольных полях, как, скажем, Иван Кочетков, но также в спортивной среде в целом и в кругах московской художественной интеллигенции, где чувствовал себя непринужденно, раскованно. Благодаря высокой внутренней культуре он сумел избежать так называемой «звездной болезни», но в то же время его самосознание сильно выросло. Не только окружающие, но и сам Бобров твердо усвоил, что благодаря своим исключительным врожденным способностям он в футболе и в хоккее является для всех непререкаемым, истинным авторитетом. И это наделило его той спокойной, не требующей ежеминутных самодоказательств и самоподтверждений уверенностью, какая позволяет человеку не суетливо, с достоинством шагать по жизни.
Страстный футболист и хоккеист, Всеволод Бобров, подобно многим своим друзьям тех лет, не задумывался о будущем и, как уже говорилось, в 1947 году отверг предложение стать играющим тренером команды ЦДКА по хоккею с шайбой. Конечно, поступил он правильно, потому что в свои неполные двадцать пять лет, в ниагарском водопаде внезапно обрушившейся на него великой славы Всеволод вряд ли сумел бы стать настоящим наставником команды и верно руководить своими товарищами, которые намного превосходили его по спортивному стажу и жизненному опыту.
Но в 1950 году, то есть спустя всего три года, когда Всеволоду Боброву вторично сделали предложение стать тренером, это был уже совершенно иной человек – повзрослевший не пропорционально количеству прошедших лет, а в соответствии с тем особым положением, какое он занял в советском спорте.
Первоначально Всеволод Бобров стал играющим тренером в хоккейной команде ВВС – после гибели в авиационной катастрофе Бориса Бочарникова. А несколько позже, когда из клуба летчиков ушел Гайоз Джеджелава, Бобров возглавил и футбольный коллектив ВВС.
Теперь он был человеком, обладавшим определенным жизненным опытом и огромными практическими спортивными знаниями. Кроме того, годы, проведенные в футбольной команде ЦДКА под руководством Бориса Андреевича Аркадьева и в хоккейной команде армейцев под руководством Анатолия Тарасова, не прошли для Боброва даром. Он очень многое почерпнул у обоих тренеров и сформулировал для себя вполне определенные, совершенно четкие тренерские критерии и концепции, которых строго придерживался впоследствии всю жизнь.
Борис Андреевич Аркадьев, как истинный сын актера русского театра, проповедовал в футболе точку зрения, аналогичную «идеям Станиславского». Он особо ценил исполнительское мастерство игроков и необычайно бережно относился к их врожденным талантам, на основе которых и творил свой футбол, богатый тактическими новинками. Он поощрял инициативу игроков, а во время тренировок терпимо относился к тому, что некоторые футболисты, например Федотов, Бобров и Кочетков, спустя рукава выполняли его указания. Аркадьев придерживался мнения, что лучшие спортсмены на занятиях вправе оттачивать свой талант, а не соревноваться с посредственностями в таких промежуточных для футбола упражне-ниях, как, скажем, поднятие штанги или бег спиной назад. И когда Аркадьев видел, что после официального окончания тренировки Бобров и Федотов оставались на поле и принимались с упоением «стучать» по воротам из всех мыслимых и немыслимых положений, это вполне компенсировало для тренера их малое усердие в чем-то другом.
Анатолий Владимирович Тарасов относился к совершенно другому типу тренеров, о которых так писал в своей книге «Центральный круг» Валентин Иванов: «Любую мелочь он готов объяснять и повторять хоть тысячу раз, пока не уверится, что его поняли и с ним согласились. И от своего, даже в пустяке, он не отступится, ни за что на свете… На установке он проигрывал за каждого его партию и старался внушить игроку во всех подробностях, что он должен делать, если противник сыграет так, или эдак, или изберет третий путь» Небезынтересно процитировать строки из научной работы известного советского психолога Г. М. Гагаевой, работы, одобренной патриархом советской спортивной науки, бывшим заведующим кафедрой психологии Московского института физической культуры, профессором П. А. Рудиком. Гагаева пишет: «Слабое развитие творческой мысли у наших футболистов не случайно. Оно является результатом того, что большинство тренеров не пытались воспитать умение творчески решать возникающие в процессе игры задачи, подавляли попытки игроков проявить инициативу, самостоятельность, требовали точного выполнения своих указаний».

.
Тарасов воспринимал хоккей с бухгалтерской точностью, как неумолимо строгую систему заранее запланированных неожиданных для противника действий.
Анатолий Владимирович всегда был очень творческим человеком, и в его голове непрестанно рождались новые тактические хоккейные ходы – наподобие уже упоминавшегося «слепого паса». Он смело, как показали дальнейшие события, даже революционно задумал трансформировать «шайбу», конструируя игру в соответствии со своими тренерскими замыслами. При этом игроки-исполнители чаще всего служили для Тарасова лишь «материалом», из которого тренер создавал свой хоккей. Естественно, он старался подбирать в команду тех спортсменов, которые по возможности полнее соответствовали бы его тренерскому идеалу. Но в некоторых случаях, когда речь шла о хоккеистах особо талантливых, однако игравших и тренировавшихся не по заданной схеме, Тарасов во имя интересов команды «подправлял» этих игроков, выражаясь плотницким языком, «подгонял их по месту» Возможно, по этой причине в 1958–1960 годах, когда А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109