Я богата, живу в роскошном дворце, разъезжаю по разным странам – ну, и слава богу: это лучше, чем быть бедной, как те мои бабы-отравительницы! Но все равно мне тошно! Я стараюсь развлекаться, исполняю все свои капризы украдкой, конечно, – как только раба может, имею все, о чем мечтают глупые женщины, но не живу!
Ей не надо было рассказывать больше: он совершенно ясно представил себе ее жизнь, все эти восемь лет, и глубокая жалость как бы определила его чувство к ней. Она стала еще недосягаемее для него. Теперь было бы кощунством надеяться на что-то, просить ласки. Бедная купленная жертва была ему дорога как сестра.
– Не думай обо мне слишком хорошо, – сказала она, как бы отгадав его мысли. – Несчастливые люди опасны. Они очень портятся. Они говорят себе: «А! Мне плохо, меня унизили и продолжают мучить. Так и я отплачу вам! Я буду искать утешения, где возможно, и уж никому не буду верить, но стану издеваться над всеми. Я буду мстить тем, кто даже не виноват передо мной!»
– Что бы ты ни делала, ты не можешь быть виновата!
– Посмотри-ка, все уже разошлись, мы одни остались, вот хорошо! И должна тебе сказать, – продолжала она с живостью, – что если бы не пение, я отравилась бы сама. Это единственное, что меня поддерживает!
– Я уже встречал одну такую девушку, – сказал Фридерик, – она была крестьянка. Для нее песня была всем на свете!
И он рассказал про Ганку Думашеву.
Дельфина была растрогана. – Ах, что за прелесть! – воскликнула она, – пятнадцать лет! Как я была счастлива в эти годы! Пускала венки по реке в Троицын день, мечтала. Но недолго это длилось…
В аллее было совсем темно. И некстати вспомнился ботанический сад в Варшаве.
– Послушай, – сказала Дельфина, снова взяв его под руку, – ты ведь также одинок в этом городе! У тебя есть приятели, но я знаю ее, эту парижскую дружбу! Да и одной дружбы мало! Тебе нужна любовь, любовь женщины… Пусть она не будет твоей женой, пусть она далека от идеала, но она любит тебя всей душой и, ничего не требуя, сделает все, чтобы хоть немного скрасить твою жизнь!
– Дельфина, неужели вы?…
– Что ты скажешь на это? Ведь я давно тебе нравлюсь– и сильно, я заметила это. Ты такой чистый, гордый, не похожий на других, ты гораздо лучше меня, но разве только самые лучшие имеют право на счастье?
Она села на скамью и указала ему место рядом с собой.
– Обними меня крепче, – сказала она, – ты недостаточно крепко обнимаешь! Ты думаешь о чем-то другом? Или о другой?
– Ах, нет, Дельфина, совсем не то…
– Да-а? – протянула она. – Ну, хорошо… – И тут же в непосредственном порыве зашептала: – Веришь ли, в моей жизни никто не был для меня истинным другом. А то, что называют девичьей отрадой, – любовь, ожидание – вообще не выпало мне на долю…
…Вот и луна взошла. Ты знаешь, я совсем не хочу возвращаться к себе. Будем гулять всю ночь, вспоминать реку Утрату. Ты – бедный мазовецкий хлопец, а я – дивчина с украинских полей.

Дева ему предлагает малины,
Он ей цветов предлагает.
Знать, то виновник девичьей кручины,
Видно, по ней он вздыхает!

Дельфина тихо засмеялась.
– Разве мы в Париже? О нет! Но что с нами будет? Поглотит ли озеро Свитезь? Или наши души будут скитаться у знакомого дуба? И поэт станет спрашивать:
Кто ж этот юноша, скромный, прекрасный? Кто эта дева? Не знаю!
Она задумалась. Потом опросила:
– Но ты знаешь, да?
– Кажется, знаю, – отвечал он, прильнув губами к ее руке. Но он не знал ее, совершенно не знал, несмотря на то, что она открыла ему свое сердце.

Глава тринадцатая

Если бы в памяти оставалось только хорошее!
Например, июньский день на реке вместе с Дельфиной и Винченцо Беллини. Лодка мерно покачивалась на воде, берега медленно удалялись. Солнце жгло вовсю, но близость воды освежала, а они трое радовались всему: и всплескам воды, и солнечной ряби, и крикам пролетавших птиц… Река, по-видимому, кишела рыбой. Недаром вдоль всего берега почти плечом к плечу сидели неподвижные люди в широкополых шляпах и с удочками в руках.
Итальянец-лодочник греб по направлению к темному массивному строению, которое несколько омрачало идиллический пейзаж. То был монастырь, основанный в средние века. В нем находился орган, на котором, по преданию, играла однажды святая Цецилия, покровительница музыки: будто бы она заменила внезапно захворавшую монахиню в один из богослужебных дней. Дельфина Потоцкая непременно пожелала увидеть этот орган.
– Я знаю много таких легенд, – сказал Беллини. – Боги не гнушаются земными повседневными делами и приходят на помощь людям, заменяя их в важные моменты их жизни.
– Бог с ними! – сказала Дельфина.
– С кем? – шутливо переспросил Беллини. – С богами, что ли?
– Давайте лучше петь!
– Узнаю графиню! Для нее нет более милого занятия!
– Сегодня я не графиня. Достаньте гитару и пойте!
– Подождем немного. Здесь слишком много; лодок!
– Ну и что же? Разве у вас на родине это помеха?
– Там – другое дело!
Беллини часто видал графиню Потоцкую в салонах, удивлялся ее гордой, царственной осанке. Правда, она была с ним очень проста и мила. Она-то и предложила ему эту загородную прогулку втроем, зная, что он симпатизирует Шопену и в свою очередь нравится ему. Но он не ожидал увидеть в ней такую перемену. Как скромная горожанка, она надела прюнелевые башмачки, простенькую мантилью, повязала волосы газовым шарфом и вот катается на лодке с молодыми людьми.
– Есть такая теория, – сказал Винченцо, – по которой живые существа переживают ряд превращений, человек становится птицей, рекой, деревом, другим человеком… Если бы это зависело от нас, графиня, кем бы вы хотели стать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182