Без эффективного огня артиллерии было бы невозможно так долго противостоять настойчиво повторяющимся массированным атакам русских. Как правило, мы использовали только сосредоточенный огонь и старались нанести удар по исходным позициям русских до того, как они могли перейти в атаку. Интересно отметить, что русские ни к чему не были так чувствительны, как к артиллерийскому обстрелу.
Мы пришли также к выводу, что нецелесообразно оборудовать позиции на передних скатах, поскольку их нельзя было оборонять от танковых атак. Не следует забывать, что основу нашей противотанковой обороны составляли танки, и мы сосредоточивали все танки в низинах непосредственно у переднего края. С этих позиций они легко могли поражать русские танки, как только те достигали гребня высоты. В то же время наши танки были в состоянии оказать поддержку пехоте, обороняющейся на обратных скатах, при отражении танковых атак русских.
Эффективность нашей тактики доказывается тем фактом, что за два месяца боев наша дивизия вывела из строя свыше 200 русских танков.
Командир 14-го танкового корпуса генерал фон Витерсгейм понимал, что положение резко ухудшается. Его корпус с каждым днем слабеет, тогда как атаки русских становятся все более ожесточенными. Скоро должен был наступить такой момент, когда 14-й танковый корпус уже не смог бы больше обеспечивать северный фланг наступающих в районе Сталинграда войск. Генерал фон Витерсгейм доложил об этих соображениях и предложил отвести соединения, участвующие в рискованной сталинградской авантюре, на западный берег Дона в случае, если не будут получены достаточные подкрепления. Если бы его предложение было принято, катастрофы под Сталинградом не произошло бы. Но оно не было принято, так же как не были направлены на фронт и подкрепления. Единственным результатом доклада фон Витерсгейма явилось освобождение его от должности, так как наверху считали, что он слишком пессимистически смотрит на вещи{173}. В октябре русские ослабили свои атаки против 14-го танкового корпуса. Противник перегруппировывал войска и готовился к большому контрнаступлению.
Штабы дивизий и даже корпусов, действовавших в районе Сталинграда, очень мало знали об общей обстановке – по приказу Гитлера никому не полагалось знать больше того, что было абсолютно необходимо для выполнения поставленной ему конкретной задачи. Не удивительно, что среди рядового состава распространялись фантастические слухи. Однако стратегическая обстановка в самом деле была очень серьезной. В десяти километрах южнее Сталинграда русские продолжали удерживать крупный плацдарм у Бекетовки, кроме того, они сохранили плацдармы на западном берегу Дона. Стало известно, что венгерская, итальянская и румынская армии заняли позиции на Дону на юг от Воронежа. Этот факт не мог, конечно, придать бодрости немецким войскам: боевые качества наших союзников никогда не переоценивались, а их жалкая техника не могла способствовать повышению их репутации. Кроме того, никто не мог понять, почему румынские соединения оставили участок в огромной излучине Дона. Они мотивировали свой отход необходимостью высвободить войска для других целей, но в действительности оставили такой участок, удержание которого не требовало особых усилий. Теперь же в руках русских оказался очень важный плацдарм.
В ноябре новый танковый корпус в составе одной немецкой и одной румынской дивизий был выдвинут в излучину Дона. Это был 48-й танковый корпус; в конце ноября я был назначен в этот корпус на дслжность начальника штаба. К этому времени русские уже вели наступление, обладая подавляющим численным превосходством и всеми преимуществами, которые дает внезапность действий.
19 ноября танковая армия генерала Рокоссовского{174} начала намного превосходящими силами наступление со своего плацдарма у Кременской в излучине Дона. Наступление проводилось во взаимодействии с ударом с плацдарма у Бекетовки южнее Сталинграда. Оба удара были нанесены по румынским войскам – их 3-я армия удерживала излучину Дона, а 4-я армия находилась южнее Сталинграда. Я не буду говорить о той панике, которую вызвало среди них новое русское наступление{175}. Русские быстро продвигались вперед, и вскоре их войска соединились у Калача на реке Дон.
Вот как были получены, по словам полковника Динглера, в 3-й моторизованной дивизии известия об этих событиях:
«20 ноября 16-я танковая дивизия, наш правый сосед, получила приказ немедленно оставить занимаемые позиции и переправиться на западный берег Дона у Калача. Видимо, случилось что-то очень серьезное.
21 ноября мы узнали от наших тыловых частей, которые располагались на восточном берегу Дона и южнее Калача, что русские танки приближаются к городу с юга. Из других тыловых частей, находившихся западнее Дона, нам по радио сообщили, что русские подходят к Калачу с севера. Было ясно, что Сталинград вскоре будет окружен. Мы понимали, как трудно будет прорвать это кольцо имевшимися в нашем распоряжении силами – их слабость была совершенно очевидна.
Если русские решили перейти в наступление западнее Дона крупными силами, то вырваться из окружения будет очень тяжело. Однако, несмотря на эти опасения, не было никаких признаков паники – ведь большинство из нас имело за спиной опыт одного, а то и двух окружений. Мы думали, что и на этот раз все в конце концов обойдется.
На северном участке фронта все было спокойно. 24 ноября стало совершенно ясно, что мы окружены крупными силами русских. В ходе широкого наступления противник, наступавший с севера, прорвался в излучину Дона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147