Народ нас знал, нам верил. Влияние большевиков быстро росло. У нас на «Диане», например, перед Февральской революцией было всего 3 большевика, а 20 апреля, когда мы провели первое собрание судового коллектива РСДРП(б), в нем участвовало уже до 120 матросов-большевиков. Приняли мы на этом собрании такую резолюцию: «Обратиться ко всем товарищам, еще не примкнувшим к какой-либо организации, к тем товарищам, которым дорога свобода, кто любит нашу многострадальную Русь, только что сбросившую с себя цепи рабства… кому дороги та кровь и те кости, на которых родилась и расцветает наша свобода, не медля ни минуты стать под знамена, на которых начертаны слова великого нашего учителя Карла Маркса: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Знаменитая нота министра Временного правительства Милюкова о продолжении войны «до решительной победы», опубликованная 19 апреля, через день стала известна в Гельсингфорсе и вызвала бурю возмущения. Под давлением народных масс меньшевистско-эсеровский Совет Гельсингфорса принял резолюцию, предложенную большевиками, и выступил с воззванием, где говорилось: «Временное правительство своей нотой изменило народу, настала пора убрать Временное правительство!» Гельсингфорсскнй Совет отправил срочную телеграмму Исполкому Петроградского Совета, в которой писал, что Гельсингфорсский Совет депутатов армии, флота и рабочих готов «всей своей мощью поддержать все революционные выступления Петроградского Совета, готов по первому указанию Петроградского Совета свергнуть Временное правительство».
Наша телеграмма не на шутку переполошила Временное правительство и его меньшевистско-эсеровских прихвостней из Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В Гельсингфорс прикатила целая делегация от Петроградского Совета и начала уговаривать матросов. Временное правительство, мол, само ноту Милюкова не одобряет. Оно-де сделало уже ряд оговорок к этой ноте. Совет, дескать, не допустит, Совет не позволит, и всякое такое. Ну, матросы поверили и понемногу успокоились.
В мае в Гельсингфорс пожаловал сам военный и морской министр Керенский. Он намеревался объехать боевые корабли, выступить перед матросами. Одним из первых кораблей, куда направился Керенский, была «Республика». Ребята там были боевые, команда шла за большевиками. Когда появился Керенский, собрание потребовало от него ответа на ряд вопросов, которые были подготовлены заранее: «Скоро ли кончится война? Когда Временное правительство намерено заключить мир? Правда ли, что он, Керенский, голосовал в Государственной думе за продолжение войны?» Вопросов было много, и вес в таком духе. Как Керенский ни крутился, ответами его матросы, остались недовольны, и ему пришлось убраться несолоно хлебавши. Тогда он решил выступить в Гельсингфорсском народном доме. Большой зал Народного дома заполнили представители местной буржуазии, они восторженно приветствовали Керенского. Зато галерка была сплошь наша – одни матросы. Едва Керенский взошел на трибуну, с галерки раздались оглушительный свист и крики. Отдельные голоса «чистой» публики, требовавшей дать возможность Керенскому говорить, тонули в невообразимом шуме и грохоте. Так моряки сорвал» выступление новоявленного «вождя».
Разгневанный Керенский послал в Або, где стояла часть боевых кораблей, своего помощника по морским делам Лебедева. Тот должен был арестовать наиболее активных матросов-большевиков. Узнав о приезде Лебедева и его намерениях, матросы возмутились и решили задержать посланца Керенского. Плохо пришлось бы Лебедеву, попади он в руки матросов, но офицеры поспешили его предупредить, и он тайком удрал из Або на катере. Тогда Керенский приказал выдать зачинщиков, а матросы ответили: «Мы все зачинщики, бери всех!»
Крепла солидарность русских моряков с финскими рабочими. В начале апреля рабочие организовали в Гельсингфорсе на Сенатской площади митинг и потребовали 8-часового рабочего дня. Большевики решили поддержать финских товарищей: выпустили мы специальную листовку, призвали на митинг всех матросов. Часам к 11 утра на площади собралось несколько тысяч финских рабочих и не менее десяти тысяч матросов. Митинг получился внушительный. В это же время заседали финский Совет союза фабрикантов («Совет хозяев», как его называли) и сенат. Пока мы митинговали, они рассматривали требования рабочих и решили их отклонить. Как только мы об этом узнали, поднялся на трибуну Кирилл Орлов, матрос:
– Товарищи! Там буржуи против наших братьев сговариваются. Что же мы, так это и допустим?
– Долой! – кричат моряки. – Требуем восьмичасового рабочего дня для финских рабочих!
Пусть сенат правильно решает, не то мы сами ему решение продиктуем!
Послали моряки в «Совет хозяев» и в сенат депутацию и предъявили ультиматум: «Давай закон о 8-часовом рабочем дне!» Это сразу подействовало. Хозяева приняли закон об установлении восьмичасового рабочего дня и через несколько минут огласили его во всеуслышание на площади, где матросы ожидали решения, продолжая митинговать. Только заслушав решение, мы закрыли митинг и грозной демонстрацией прошли по городу.
Крепли партийные организации на кораблях, становился силой на «Диане» и наш большевистский судовой коллектив. 14 мая мы провели общее собрание всей команды, на котором поставили на обсуждение вопрос о коалиционном правительстве. Собрание дружно приняло предложенную нами большевистскую резолюцию. В ней говорилось, что коалиционное правительство нужно буржуазии для спасения своего престижа и продолжения войны, ради чего капиталисты даже вошли в соглашение с Советом рабочих и солдатских депутатов и предоставили социалистам 6 мест из 16 в своем правительстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14