Естественно, что и после установления Веймарской республики армия не могла отказаться от этого специалиста. Беккер был произведен в чин полковника и назначен начальником армейской инспекции по вооружению. Кенигсбергский университет присвоил ему почетную степень доктор философии. На иерархической лестнице кадровой армии он занимал уже прочное место; однако настоящая его карьера только еще начиналась.
Рядом с Беккером удобную позу в кресле занял 60-летний отставной майор прусской королевской армии барон Фридрих Адольф фон Браун. Он прославился тем, что, будучи капитаном потсдамского гвардейского егерьского батальона, на рубеже нового века ввел в германской армии пулемет, дабы помочь его величеству кайзеру одерживать победы в будущих войнах. Сидящего напротив подполковника в отставке Зигфрида Вильгельма фон Брауна больше всего привлекала артиллерия, командованию которой он посвятил много лет.
Четвертым в этом интимном кругу был сам хозяин дома – младший из братьев фон Браун – Магнус, отец Вернера. Он мог похвалиться лишь чином капитана в отставке. Однако невысокое военное звание он компенсировал политическим влиянием, которым не без выгоды для себя пользовался благодаря своим тесным связям с китами промышленности, банковским миром и владельцами дворянских поместий. В студенческие годы Магнус приобрел кое-какие знания в области юриспруденции. Затем служил в качестве вольноопределяющегося в 1-ом гвардейском пехотном полку, восходившем к гвардии «длинных парней» – личной охране прусского «солдатского короля» Фридриха Вильгельма I. Однако сделать карьеру Магнусу фон Брауну было сужден лишь в прусском бюрократическом аппарате. Он занимал важные посты в министерстве внутренних дел, был прусским ландратом, затем стал членом правления Рейхсбанка. Барон «делал» сельскохозяйственную политику в интересах юнкерства, не забывая при этом и себя: доходное поместье Обер-Визенталь он приобрел буквально за бесценок. На шахматной доске прусско-германской политики он не был пешкой, хотя на высшую ступеньку чиновничьей лестницы еще не вскарабкался. Впоследствии он стал имперским министром продовольствия и сельского хозяйства.
Присутствующие вели мужской разговор вокруг неизменных трех «К»: Kaiser, Krieg, Kanonen (кайзер, война, пушки). С грустью предавались воспоминаниям о старом добром времени, когда они верноподданно служили королю прусскому, императору германскому. Крах кайзеровской Германии был для них крушением собственного мира. В лице Вильгельма они потеряли своего идола, верховного военачальника, из рук которого получали земли и чины. Хотя им и удалось сохранить огромные земельные владения, эти люди, сделавшие служение кайзеру своим ремеслом, чувствовали себя ограбленными: ведь они, как и все их единомышленники, считали ниже своего достоинства идти по жизни без бряцающей сабли и блестящих погон. В годы Веймарской республики этих людей всегда можно было встретить среди самых темных сил реакции, пытавшейся повернуть вспять колесо мировой истории.
Подали новые напитки, алкоголь развязал языки. С упоением болтали о том, где и как «поддали красным» и их приверженцам.
Вскоре разговор перешел на узкоспециальные теоретические темы. Речь зашла об артиллерии, о проблемах движения и рассеивания снарядов, расчета траекторий и т. п. И это было понятно.
Версальский мирный договор, продиктованный союзниками Германии, обрек представителей военщины на вынужденную бездеятельность. Раздел V договора устанавливал, что уже с 31 марта 1920 года артиллерия ограниченного до десяти дивизий германского рейхсвера не могла иметь более 204 полевых орудий калибра 77 миллиметров и 84 полевых гаубиц калибра 105 миллиметров. Было установлено даже число снарядов: по тысяче на каждое полевое орудие и по восемьсот на каждую гаубицу. С такой огневой силой начать новую войну было немыслимо, не говоря уже о том, чтобы выиграть ее.
Германская военщина обнаружила вскоре лазейки в Версальском договоре. Производство, хранение и применение ракет не было категорически запрещено, если интерпретировать статью 166 таким образом, что ракеты не являются боеприпасами в прямом смысле этого слова. Эта статья запрещала германскому правительству иметь «какие-либо другие запасы, склады или резервы боеприпасов». Германская военщина не собиралась дискутировать, она намеревалась действовать, и притом целеустремленно.
Зигфрид фон Браун обратился к Беккеру с вопросом:
– Как я слышал, господин полковник, вы делаете ставку на ракеты?
– Осторожно, – предостерегающе заметил полковник, приложив к губам указательный палец с массивным золотым кольцом. – Вы же знаете, господин барон, офицеры слушают и молчат. Полтора года тому назад мы имели достаточно неприятностей с генералом фон Баумгартен-Крузиусом. Он подхватил просочившиеся каким-то образом сведения и написал рассказ, мне помнится, под названием «Возмездие 193». Содержание: немцы тайно строят ракеты, ракетный удар по Парижу, смертельный враг вынужден капитулировать, честь наконец восстановлена. Официально ничего нельзя было предпринять, это вызвало бы еще большую шумиху. Пришлось просто-напросто скупить весь тираж. Хотим надеяться, что за рубежом не придадут значения этому рассказу.
Полковник Беккер, который хотел извлечь пользу из широких политических связей Магнуса фон Брауна, быстро повернул разговор на темы современной политики. Ему, как военному специалисту, она казалась достаточно запутанной. Генрих Брюнинг, лидер католической партии центра, уже в течение многих месяцев правил лишь с помощью чрезвычайных законов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56