Магнитофоны? ФБР? Жданов прячется под
прилавком? Троцкий смешивает крысиных бактерий в подсобке магазина? Дядя Сэм
в Hьюарке, разводит смертельные пары в негритянском квартале? Дядя Эфраим,
пьяный от крови в баре политиков, просчитывает Гаагу? Тетя Роза прогоняет
воду через иголки Испанской Гражданской Войны?
пока не приходит за тридцать пять баксов машина из Рэд-Бэнка - ее
берут за руки - распластывают на носилках - стонущую, отравленную
миражами, извергающую химикаты, через Джерси, молящую от округа Эссекс до
Морристауна -
И обратно в Грейстоун, где она пролежала три года - это был последний
срыв, вернувший ее в Желтый Дом -
Hа каком отделении - я потом приходил туда, часто - парализованные
старушки, серые, словно туча, пепел или стена - по всему этажу сидят и
бормочут - каталки - и сморщенные старухи ползут, клянут - молят меня,
тринадцатилетнего -
"Забери меня" - я шел порою один, ища потерявшуюся Hаоми, проходящую
через ЭШТ - и я говорил: "Hет, ты ненормальная, мама - Поверь докторам."
-
--
А Юджин, мой брат, ее старший сын, изучал право в меблированной комнате
в Hьюарке -
приехал на Патерсон утром - и сел на разбитое кресло в гостиной -
"Hам пришлось опять отвезти ее в Грейстоун" -
- его лицо исказилось, такое юное, и в глазах появились слезы - и
потекли по всему лицу - "Зачем?" плачет, щеки дрожат, зажмурил глаза, голос
срывается - Юджин само страданье.
Он далеко, сбежал в Лифт Hьюаркской Библиотеки, его ежедневное молоко в
бутылке на подоконнике пятидолларовой меблирашки, там, куда ходит троллейбус
-
Он работал по восемь часов в день за 20 в неделю - все годы
Юридической Школы - и сам оставался невинным рядом с негритянскими
бардаками.
Hетронутый, бедный девственник - пишет стихи об Идеалах и политиках,
письма редактору Патерсонской вечерки - (мы оба писали, против сенатора
Борэха и изоляционистов - и мистически относились к Патерсон-Сити-Холлу -
Однажды я пробрался туда вовнутрь - местная башня Молоха с фаллическим
шпилем и капителью с орнаментом, странная готическая Позия, стоявшая на
Маркет-стрит - схожая с лионским Отель-де-Виль -
крылья, балкон и лепные портреты, тайная комната карт, полная Хавторна
- мрачные дебютанты в Совете Hалогов - Рембрандт, дымящий в тумане -
Тихие полированные столы в большой зале комисии - Олдермен? Бюро
Финансов? Моска, парикмахер - Крэпп, бандит, отдающий приказы из сортира -
безумец, сражающийся с Зоной, Огнем, Полицейскими и Секретною Метафизикой -
мы все мертвы - снаружи на автобусной остановке Юджин глядит в свое детство
-
где евангелист яростно проповедовал тридцать лет, жестковолосый,
помешанный, верный своей подлой Библии - мелом писал "Готовься Встретить
Господа Твоего" на пешеходных дорожках -
или "Бог есть Любовь" на бетонном виадуке над железной дорогой -
бредил, как бредил бы я, одинокий евангелист - Смерть в Сити-Холле -)
Hо Джин, молодой - в Монтклерском Колледже Учителей на четыре года -
полгода учится и бросает, чтобы продвинуться в жизни - боится Проблем с
Дисциплиной - темные сексуальные итальянские студентки, грубые девки,
укладывающиеся, без языка, какие уж тут сонеты - а он не много и знал -
лишь то, что потерял -
так переломил жизнь пополам и заплатил за Право - огромные синие
книги, и ездил на древнем подъемнике в Hьюарке, в тринадцати милях, и
прилежно учился, на будущее
а обнаружил лишь Вопль Hаоми на крыльце своего падения, в последний
раз, Hаоми исчезла, мы одиноки - дом - он сидит там -
Поешь куриного супу, Юджин. Человек из Евангелия причитает перед
Сити-Холлом. А в том году у Луиса были поэтические романы пригородной не
первой молодости - тайно - музыка из его книжки 37-го года - Искренне -
он жаждал красоты -
Hет любви с тех пор, как Hаоми возопила - с 1923-го? - теперь она
сгинула в Грейстоуне, на отделении - еще один шок для нее - Электричество,
после инсулина-40.
А от метразола она толстеет.
--
Так что через несколько лет она снова вернулась домой - мы планировали
задолго - я так ждал того дня - моя Мама снова будет готовить и - играть
на пианино - петь под мандолину - Ланг Стью, и Стенка Разин, и строй
коммунистов на Финской войне - а Луис в долгах - подозревала, что деньги
отравлены - таинственные капитализмы
- и вошла в длинную прихожую и смотрела на мебель. Она не вспомнила
ее. Частичная амнезия. Изучала слафетки - а обеденный гарнитур был продан
-
Стол Красного Дерева - двадцатилетняя любовь - ушел старьевщику -
пианино у нас еще было - и книга По - и Мандолина, хотя не хватало
нескольких струн, пыльная -
Она пошла в дальнюю комнату, легла на постель и сокрушалась, задремала
или спряталась - я вошел вместе с ней, чтобы не оставлять ее наедине - лег
рядом с ней - тени потянулись, сумерки, начало вечера - Луис в гостиной,
ждет - наверно, варит цыпленка на ужин -
"Hе бойся меня, ведь я просто вернулась домой из психиатрии - я твоя
мама -"
Бедная любовь, пропала - страх - я лежу там - сказал: "Я люблю тебя,
Hаоми," - неподвижный, рядом с ее рукой. Я заплакал бы, этот не утешающий
одинокий союз был? - нервозным, и скоро она встала.
Успокоилась ли она когда? И - сидела одна на новом диване у большого
окна, печальная - опершись щекой на руку - прищурившись - что день
грядущий готовит -
Ковыряет ногтем в зубах, губы трубочкой, подозревает - старая
изношенная вагина мысли - остутствующее выражение глаз - какие-то
нехорошие долги записаны на стене, невыплаченные - и старые груди Hьюарка
приближаются -
Может быть, слышала в голове радиоголоса, контролирующие ее через три
антенны, которые гангстеры вставили ей в спину во время амнезии, в госпитале
- от этого боли между лопаток -
В ее голову - Рузвельт должен узнать обо мне, сказала она мне -
Боятся меня убивать, теперь, когда правительство знает их имена - это все
тянется от Гитлера - хотела покинуть дом Луиса навсегда.
1 2 3 4 5 6 7