Эд Уайт не сгорел в прямом смысле этого слова. Он отравился дымом прежде, чем огонь добрался до него. Самое позднее, за пятнадцать секунд до появления открытого пламени он со своим командиром Гасом Гриссомом и астронавтом-новичком Рождером Чаффи стал жертвой попавших в легкие ядовитых испарений. В конце концов, такой исход был лучше. Никто не знает, насколько горячо было в кабине корабля, но, учитывая атмосферу из чистого кислорода, скорее всего, не меньше 700 градусов (ПРИМ.ПЕРЕВ. – здесь и далее температура указывается по шкале Цельсия). При такой температуре медь накаляется докрасна, алюминий плавится, а цинк горит пламенем. У Гаса Гриссома, Эда Уайта и Роджера Чаффи, состоявших всего лишь из кожи, волос, мяса и костей, не оставалось никаких шансов.
В момент катастрофы Джим Лоувелл не мог этого знать. Вскоре он узнает, но тогда – не знал. В тот момент у Лоувелла была конкретная работа, которая состояла в том, чтобы ходить туда-сюда, общаться и пожимать руки. Вокруг собралось много важных шишек, поглощавших бутерброды и напитки, а Лоувелл должен был приветствовать каждого из них. Полученное по почте приглашение было весьма специфично в отношении этой части его работы:
«Зеленый и Синий Залы для индивидуальных встреч и рукопожатий с послами», – говорилось в нем. Там не было сказано: «Вы приглашены сюда на ужин». Вместо этого там было написано: «Вы приглашены для развлечений». Не более многословно там было сказано: «Имейте в виду, Вы приглашены работать на публику».
Конечно, Лоувеллу было не впервой принимать участие в таких ужинах, поэтому прямота приглашения его не удивила. Это было почти то же самое, что астронавты называли «посидеть в кабаке»: приезжал сенатор штата или коммерсант, которые хотели, чтобы на приеме крутились космонавты, и «НАСА» посылала на вечеринку одного или двух членов космического отряда позировать для фото и, вообще, поулыбаться. Для этого годились все астронавты, но Лоувелл был особенно хорош. Рост – 180 см, вес – 77 кг, по представлениям шишек Среднего Запада он являл собой легендарный образ астронавта, с которым можно щелкнуться на фото и пополнить фотогалерею на стене своего кабинета. Этим вечером возможностей для фото будет предостаточно. В приглашении указывалось начало мероприятия 17:14 (на самом деле было написано 5:14), а завершение – не позднее 6:45. Было неясно, что Белый Дом хотел достичь дополнительными 60 секундами, но Лоувелл и остальные астронавты должны были отработать на публику ровно 91 минуту, на которые их пригласили, и лишь потом можно было насладиться Вашингтоном.
По правде говоря, если бы Лоувеллу захотелось провести полтора часа в кабаке, то Белый Дом был не самым худшим местом. На ужине присутствовал Линдон Джонсон, любивший подобные тусовки типа пожрать-поболтать, и Лоувелл двинулся вперед, чтобы поздороваться с Президентом. Они уже встречались пару месяцев назад, когда Лоувелл и его пилот-напарник Баз Олдрин были приглашены на президентское ранчо для вручения медали и приветственной речи в честь их посадки в Атлантический океан на космическом корабле «Джемини-12» – это был десятый успешный полет маленького корабля.
В самой глубине своего сердца Лоувелл подозревал, что медали могло и не быть. Он так думал, но никому об этом не говорил. Не из-за того, что полет не был выполнен на отлично – он был выполнен на отлично. Не из-за того, что им не удалось выполнить все полетные задания – задания были даже перевыполнены. Просто, во время всех девяти предыдущих полетов тоже были выполнены почти все задания, и если бы не был накоплен опыт космических полетов всех «Джемини» с 3 по 11, то «Джемини-12» никогда бы не состоялся. Джонсон, однако, очень любил волнующие истории, а этот последний полет «Джемини» был раскручен в прессе в таком духе, что Лоувелл безо всяких усилий посадил свой двухпилотный космический корабль с непилотируемым модулем «Эйджин», как будто загнал на парковку «Понтиак», а Баз выполз наружу и взгромоздился на корпус «Эйджин», как маленькая птичка на спину носорогу. Эти статьи внушали Президенту чувство удовлетворенности своей многомиллиардной космической программой. Не успели Лоувелл и Олдрин приводниться в океан, как Джонсон созвал фотографов и репортеров и выставил их героями на церемонии открытия небольшой больницы в южном Техасе.
После этого Лоувелл проникся к Джонсону теплыми чувствами, зачислив себя в его самые горячие поклонники. Даже если бы сегодня здесь и не было Президента, все равно стоило посетить этот прием. Целью вечера было празднование подписания широко обсуждаемого документа с прозаическим названием «Соглашение о межгосударственных принципах освоения космического пространства». Лоувелл понимал, что это соглашение было не столь значительно, как, например, Версальский договор или Соглашение о контроле над ядерным вооружением. О таких соглашениях дипломаты обычно говорят: «Хоть что-то надо было написать на бумаге».
Космос требовал установления границ. С тех самых пор, как наши предки провели на земле первую линию в первой населенной саванне, появились государства, жадно расширяющие свои границы. Все началось с круга вокруг костра, потом зона расширилась до побережья, затем границы проникли на три мили в океан. За последние 10 лет, с началом эры космонавтики, трехмильная зона превратилась в 200-мильную, и уже не вглубь, а вверх. И теперь нации переживали, как же нарисовать эти границы в столь экзотическом месте, как космос.
Из подписанного более чем пятью десятками стран Соглашения следовало, что в космосе нет границ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162