И вот теперь и он и Антон вынуждены были объяснять свое пребывание в Томске этой причиной, чтобы не запутаться окончательно.Лахновский некоторое время внимательно смотрел на арестованного, усмехнулся.— Слушайте, Полипов. Давайте говорить откровенно. Какого черта вас, сына уважаемого в нашем обществе человека, потащило к социалистам, бунтовщикам? Что вас там, среди этой грязной, неимущей толпы, привлекает?Полипов молчал, все так же опустив голову. Лахновский встал.— Ну хорошо, я понимаю: хмель молодости, романтика борьбы за так называемую справедливость. Чернышевского, наверное, начитались, Герцена, Плеханова… Но теперь вы вполне взрослый человек. Теперь вы можете рассуждать. Для чего вам эта справедливость, если у вашего отца, а стало быть, и у вас отнимут торговлю, дом, деньги?Руки Полипова лежали на коленях, короткие пальцы чуть подрагивали. Лахновский заметил это.— Вы уже бывали в наших руках, но отделались, как говорится, легким испугом. Из уважения к вашему отцу… и надеясь, что вы поймете, с вами были, как я заключил из вашего личного дела и рассказов бывшего служащего Новониколаевской тюрьмы Косоротова, не очень строги. Вы что же, снова хотите оказаться в тюрьме, опять испытать человеческое унижение, оставить в тюремной камере лучшие свои годы, а может быть, здоровье, жизнь? Вы будете заживо гнить, а там, за тюремными стенами, солнце, свет, вино, женщины. Да, и женщины, черт побери! А революция давно задушена, разгромлена! И пора бы понять — навсегда.Лахновский остановился возле Полипова, опять закурил.— Вы женаты?— Нет, — коротко ответил Полипов.— Невеста есть?— Нет. Была, как я считал. Теперь нет.— Изменила?— Замуж вышла за другого! Если вы такой любопытный.— За кого?— За черта! За дьявола! — вскипел Полипов. — Ваше какое дело?Лахновскому нельзя было отказать в наблюдательности, в умении понимать душевное состояние своих подследственных.— Постойте, постойте, — раздумчиво произнес Лахновский. — А не за этого ли вашего друга она…У Полипова дернулся уголок рта, он отвернулся.— Тэ-экс… Значит, и любимую женщину они у вас отобрали? Примечательно-с! И вы — отдали? Отдали без борьбы, как самый последний… И не попытались ее вернуть, отвоевать?— Перестаньте! — крикнул Полипов.Лахновский не зря был на хорошем счету у начальства. Не давая опомниться Полипову, он обхватил его, как Антона, за шею, поднес горящую папиросу к самому носу, угрожая ткнуть в глаз, зарычал:— Зачем приехал в Томск? Зачем приехал в Томск? Зачем приехал в Томск?!Полипов дернулся, закричал. Следователь выпустил его.— Так вы не хотите попытаться вернуть… любимую женщину? — спросил Лахновский, разглядывая огонек своей папиросы. — Хотя бы с нашей помощью? Или уже разлюбили ее?Стоя у стены, Полипов никак не мог унять дрожь.— Что я… должен… для этого сделать? — Голос его рвался.— Сказать, зачем вы приехали в Томск.Полипов сунул кулаки в карманы, вынул, снова спрятал.— Сколько… сколько лет дадите ему… Савельеву?Это он проговорил с хрипом, отворачиваясь. Даже на следователя ему глядеть было стыдно.— Смотря по тому, с какой целью он приехал в Томск. Во всяком случае, лет на пять-семь упрячем надежно.И вдруг Полипов, лихорадочно оглядывая почти пустой кабинет, застонал:— Нет, пет! Я все наврал… Я все наврал!Лахновский улыбнулся широко, открыто, почти по-дружески.— Не кажется ли вам самому ваше поведение несколько смешноватым?Полипов обмяк, съежился.— Вот именно, — сказал следователь утвердительно. — Я всегда уважал людей, умеющих взять себя в руки. И так?— При одном условии — я вне подозрения. — Полипов не глядел на следователя. — Иначе игра не стоит свеч.— M-м… При одном условии и с нашей стороны. Мы сажаем вас на несколько месяцев в тюрьму. Необходимость этого, надеюсь, вы понимаете. Сажаем в камеру с политическими. Вы должны нас постоянно информировать об их разговорах, планах, связях с волей. Выйдя из тюрьмы, вы принимаете участие в работе вашей партийной организации, подробнейшим образом информируя местное охранное отделение о всех ее делах…— Довольно! Кончайте… — Полипова всего колотило.— Прошу вас, садитесь. — Лахновский пододвинул ему стул, сел сам, положил перед собой лист бумаги. — Для начала несколько вопросов. Вожаки вашей городской подпольной организации РСДРП? Их фамилии, клички, явки? В Но-вониколаевске нелегально проживает бежавший с каторги некто Чуркин, настоящая фамилия которого Субботин. Его местонахождение? И конечно, с какой целью прибыли в Томск?— Мы прибыли за недостающим оборудованием для подпольной типографии, — глухо начал Полипов. — Типография устроена под домом по адресу…Когда Полипов, выложив все, замолчал, Лахновский еще некоторое время писал. Кончив, он поднял голову, поглядел на уныло сидевшего напротив Полипова. На секунду в глазах следователя мелькнуло брезгливое выражение и пропало.— Знаете, о чем я подумал? — спросил он. — К чертовой матери эту охранку, рано или поздно вы провалитесь, если будете иметь дело с ней. Мы сделаем так: я дам вам адрес и шифр, на этот адрес вы будете слать мне из Новониколаевска ваши донесения, подписываясь условным именем. Таким образом, ни одна живая душа, кроме меня, не будет знать о вашей… патриотической деятельности па благо России. Старайтесь, Полипов, и вы далеко пойдете…
* * * * В декабре 1912 года по самому мрачному, северному коридору Александровского централа с тяжелой связкой ключей на широком ремне, в сопровождении двух младших надзирателей, шел не торопясь Косоротов, заглядывая в глазок каждой камеры, проверял запоры. Вдруг он заметил, что у одного из его подчиненных плохо заправлена под ремень рубаха-форменка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35