штурмовали живую силу противника, сопровождали бомбардировщики, прикрывали штурмовики, вели бои над линией боевого соприкосновения наших войск с противником, летали на разведку в район Феодосии, Старого Крыма, Карасу Базар, удаляясь в тыл противника на 50–70 километров.
Линия фронта стабилизировалась, однако, как и прежде, нам приходилось вступать в воздушные схватки иногда по два-три раза в день. Начинались они, как правило, парой или четверкой истребителей. Немцы по радио вызывали подкрепление, наши тоже шли на помощь своим самолетам. И вот уже в воздухе ревут надрываясь моторы, слышится пулеметная и пушечная трескотня.
Один из таких боев мне пришлось наблюдать с земли. При вылете на прикрытие наших войск во Владиславовке в воздушном бою подбили мой самолет, и я вынужден был сесть на полевой аэродром, а в это время в воздухе продолжался бой. С аэродрома, на который я сел, парами взлетали «чайки» и И-16.
Каждому летчику интересно следить за воздушным боем с земли, мне особенно: ведь я только что принимал в нем участие.
Наблюдаю. Вначале ребята зажали немцев, и те начали уходить к себе в тыл. Но вот появляется свежая восьмерка «мессершмиттов». Наши подняли в воздух еще шесть «ишачков». Бой возобновился с новой силой.
Посматриваю на часы. Судя по времени, с обеих сторон горючее на исходе. Так и есть – прекратились взаимные атаки, не стало слышно стрельбы и рева моторов. Но что это? Один из «мессершмиттов», выбрав удобный момент, ринулся в атаку на И-16. Самолет оказался в невыгодном положении.
У меня невольно екнуло сердце. Кто-то из стоявших рядом летчиков с тревогой воскликнул: – Собьет ведь!
Вовремя понял свое опасное положение и летчик нашего истребителя. Он разворачивается и идет в лобовую контратаку. Немец упрямо не сворачивает. Оба летчика стреляют друг в друга из всех огневых точек. Когда до самолета противника оставалось несколько сот метров, советский летчик энергично положил свой «ишачок» на крыло так, что крен дошел до 90 градусов.
Все, наблюдавшие этот маневр с земли, даже присели: на встречных курсах при таких скоростях сближения отвернуть в сторону почти невозможно и самолеты неминуемо должны столкнуться. На кокой-то миг они действительно слились воедино. Сейчас будет взрыв, и машины ринутся в свой последний полет – к земле…
– Смотрите, смотрите, они разошлись! – кричит кто-то. – Отскочили друг от друга, как мячики!
Наш истребитель продолжал лететь, разворачиваясь с небольшим креном, в сторону своего аэродрома, а «мессершмитт» вначале с пологим снижением, а затем постепенно увеличивающимся углом пикирования пошел к земле, врезался в нее и взорвался.
И-16 сел. Все бросились к нему. Из кабины вылез летчик, снял шлем, тряхнул головой, точно пытаясь сбросить с себя весь этот кошмар, только что происшедший в воздухе.
– Да ведь это Женя Павлович! – крикнул я ошарашенный и вместе с другими бросился обнимать своего друга.
Да, это был он, Евгений Павлович, бывший сосед по комнате Сергея Азарова, весельчак, искусный танцор и любимец всех девушек.
Когда наш полк базировался в Закавказье, на аэродроме стоял другой истребительный полк. В нем и служил Евгений.
Павловича буквально забросали вопросами. Все интересовались подробностями необычного боя.
– Понимаете, немец так неожиданно свалился на меня, что деваться было некуда, – взволнованно рассказывает Женя. – Ну, думаю, умирать так с музыкой, и развернулся ему в лоб. Он тоже оказался не из трусливых прет на меня и стреляет. Я тоже жарю из всех огневых точек. Когда до столкновения оставались доли секунды – делаю крен и крылом его – р-ра-раз! Удар пришелся по хвостовому оперению. Здорово мой «ишачок» тряхнуло, но ничего, летит… Давайте-ка посмотрим, что там с крылом получилось.
– Ну, брат, это не таран, а ювелирная работа! – ахнули мы. – Смотрите, самым кончиком крыла задел…
– И как только крыло не отвалилось?
– Да, это сделано виртуозно, – согласились летчики.
– Я и сам не знаю, как все это вышло, – засмеялся Павлович. – Фашист, наверное, в последний момент подумал, что на тот свет уйдем вместе, а оно вот как получилось.
В этом бою немцы потеряли два самолета и сбили один наш, но летчик выбросился из него с парашютом и приземлился на своей территории. Я же от места вынужденной посадки добрался до Багерово на попутной машине, а через двое суток поехал перегонять отремонтированный самолет.
Приближался день Красной Армии – 23 февраля 1942 года. Его мы ждали с нетерпением и очень волновались. Ведь в этот день вместе с другими молодыми авиаторами будут принимать в партию и нас, земляков-ленинградцев: Анатолия Макарова, меня, Николая Скворцова.
Партийное собрание было коротким. На нем никто не произносил длинных и торжественных речей. Хотя я и прошел свой кандидатский стаж и вжился в семью летчиков-коммунистов, однако, когда секретарь партийной организации назвал мою фамилию, стало как-то не по себе: шутка ли, принимают в партию! Достоин ли я носить высокое звание коммуниста?
Но вот слово взял комиссар эскадрильи Ильин.
– Я поручился перед партией за Анатолия Иванова и рекомендую его в члены ВКП(б). Уверен, что товарищ Иванов оправдает это высокое звание. На его счету уже имеется два сбитых фашистских самолета, десятки боевых вылетов. Он мой ведомый почти во всех полетах, смелый, решительный и хорошо подготовленный летчик. Такой не подведет ни партию, ни своих товарищей.
Предоставили слово, а я стою, с ноги на ногу переминаюсь. Чувствую лоб взмок, жарко стало. Никогда со мною такого не бывало – стою и… молчу.
– Ну, что же ты думаешь делать дальше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81