Главной целью поездки была международная выставка в Вене, и Вернадские выехали всей семьей, даже с няней и воспитательницей. Но Анне Петровне везде не нравилось: и в Вене, и в Праге, и в Дрездене, и даже в Венеции.
– Какое может быть сравнение с Петербургом, где эти белые ночи, такая красота… – говорила она.
Иван Васильевич сократил выработанный им маршрут, и Вернадские возвратились раньше времени. С тех пор Анна Петровна слышать не хотела о загранице, мечтала только о Петербурге с его непонятной тогда Володе красотой и белыми ночами.
Остаток лета провели в Полтаве, и Ильинская ярмарка показалась Володе и девочкам веселее, чем Венская выставка.
Осенью Володя с удовольствием отправился в гимназию. Но этот год его жизни омрачила неожиданная смерть старшего брата.
Володю поразило лицо юноши в гробу: оно было спокойно и красиво, как бывает лицо человека, после долгих трудов и страданий достигшего цели.
В то лето поехали не в Полтаву, как всегда, где все дышало памятью об умершем, а в Вернадовку. Так называлось имение Вернадских в Моршанском уезде Тамбовской губернии после того, как ближайшую станцию новой Сызрано-Вяземской железной дороги поименовали Вернадовкой, в уважение деятельного участия Ивана Васильевича в проведении дороги.
Новая должность управляющего конторой Государственного банка никак не отвечала прирожденной живости характера Ивана Васильевича, и он в этой должности оставался недолго. Когда отвлекавшее на себя его энергию строительство дороги закончилось, Иван Васильевич решил бросить Харьков и возвратиться в Петербург к журнальной и издательской деятельности.

Глава III
ВЫХОД В ЖИЗНЬ И НАУКУ

Поле научной работы действует тем началом бесконечности, которое в нем повсюду разлито и которое невольно отвлекает душу от земного и житейского.

Перед переездом в Петербург Иван Васильевич побывал за границей. После смерти старшего сына он долго находился в отчаянии, и горе сблизило его еще больше с младшим сыном. Иван Васильевич не решился с ним расстаться и взял его с собою.
В Милане Иван Васильевич принес в гостиницу газету «Вперед». Она издавалась известным русским эмигрантом, философом Петром Лавровичем Лавровым, давнишним знакомым Вернадского по Петербургу. Володя схватил газету и прочел в ней сообщение о циркуляре, запрещающем в России печатание на украинском языке. Иван Васильевич перечитал сообщение, и руки его беспомощно опустились, а газета свалилась на колени.
– Что это значит? – спрашивал сын. – Как это так и зачем?
И тогда Иван Васильевич рассказал ему историю Украины, историю борьбы украинцев за независимость, рассказал о тайном украинском обществе – Кирилло-Мефодиевском братстве, одним из вождей которого был дядя Анны Петровны.
Володя вернулся домой украинцем и оставался им по своим привязанностям и симпатиям всю жизнь.
В Петербурге, куда переехали к началу учебного года, Володя стал знакомиться с украинской литературой. Он добывал книги из библиотек, скупал у букинистов. Узнав о том, что есть много книг об Украине на польском языке, он сел за польский букварь и очень скоро выучился читать и говорить по-польски.
Вернадские поселились на Моховой улице. Иван Васильевич открыл на Гороховой книжный магазин, типографию под названием «Славянская печатня» и стал добиваться разрешения на издание газеты.
Ему так многократно отказывали, что он уже думал навсегда покинуть Россию и обосноваться в Праге, но Анна Петровна и слышать об этом не хотела. В конце концов Вернадский получил разрешение на издание «Биржевого указателя».
В книжном магазине Володя пользовался правом читать любые книги – и разрезанные и неразрезанные. Дома же в его распоряжении были десятки журналов, которые выписывал отец.
Корректором в газете и типографии работал Владимир Галактионович Короленко. Два года назад его исключили из Петровско-Разумовской земледельческой академии за подачу от имени товарищей коллективного требования, и теперь ему приходилось жить как попало. Он был на десять лет старше Володи и чем-то был внутренне занят.
Осенью 1876 года Володя, перешедший в Харькове уже в четвертый класс, впервые отправился в первую петербургскую гимназию. Вступать в чужой класс, где все уже передружились, тяжело и неловко, но класс оказался своеобразным, захваченным влиянием нескольких сильных и ярких индивидуальностей. На них класс равнялся.
Когда директор ввел в класс новичка и, представив его, ушел, никто не бросился к Володе с расспросами и советами, никто не донимал его косыми, любопытными взглядами, потому что этого не сделали ни Краснов, ни Ремезов, ни Энрольд, ни Зайцев – вожди класса.
Когда к концу первого дня новичок свыкся с лицами, с классной комнатой, с коридорами, к нему подошел мальчик с овальным, смуглым лицом, с блистающими глазами. Он сказал:
– Здравствуй, Вернадский! – и назвал себя.
Это был Андрей Краснов, самый оригинальный представитель индивидуальностей, подобравшихся в классе. Его медленные, но какие-то нервные движения, ясная красивая речь понравились Володе. Новый знакомый сразу заговорил с ним о прошлогоднем полете Тиссандье на воздушном шаре, описанном воздухоплавателем. Тиссандье первым в мире видел образование снега на больших высотах, и новый знакомый говорил, как он хотел бы сделать какое-нибудь открытие, найти или увидеть первым что-нибудь новое, невиданное.
Вспоминая годы юности, Владимир Иванович заметил о Краснове, что «он всегда был одной из тех натур, для которых обсуждение своих мыслей и планов и их развертывание перед другими являлось одной из форм творческого мышления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94