Вот, например, большое письмо от Ивана Васильевича Беченева из Донецка. Во время событий на перевалах он служил на радиоточке, расположенной высоко в горах. Эта точка обслуживала части, воевавшие в горах, и являлась одной из многих радиостанций 28-го радиополка, командование которого находилось в Баку и лишь изредка совершало инспекторские поездки. При этом не к каждой своей точке оно добиралось по условиям погоды или местности и потому, повоевав довольно длительное время в полку, Иван Васильевич так и не увидел ни разу своего командира полка.
Между тем, так сказать, житейская доля небольших радиогрупп, заброшенных далеко в высокогорье, мало чем отличалась от такой же доли фронтовиков.
“...Подвезли нас к горам на “студебеккере”, потом ушли мы повыше уже с ишаками. Радиоснаряжение тяжеловатое на вес, да надо еще следить, чтоб аккумуляторы не промокли при переходе через горные реки или чтобы ишак, поскользнувшись, не свалился в стремительную воду – прощай тогда и животное и все снаряжение. Остановимся на отдых, ляжем на спины и в небо смотрим, а там, куда взгляд ни поверни, только оранжевые камни да белый снег. И это ведь летом! Чудно нам было!
Так шли двое суток, а на третьи вышли к месту, указанному нам на карте, развернули станцию и начали сами устраиваться. Ни одного деревца вокруг, только камни, кое-где снежок по впадинам да осыпающаяся, крутая тропа, ведущая к перевалу. Вскоре связались с соседней радиостанцией своего же полка, которая, согласно схеме, расположилась километрах в двенадцати от нас, если по прямой считать, доложили о готовности к работе, а та, в свою очередь, передала слова о готовности на главную радиостанцию, откуда все результаты наших наблюдений отправлялись в центр, то есть в армию.
Как я понимаю, располагали наши станции в таких местах, где боев не предполагалось, но где существовала все же возможность для противника просочиться малыми силами. Мы обязаны были следить за горными склонами и воздухом и обо всем замеченном немедленно сообщать куда следует.
Часто приходилось ездить за свежими аккумуляторами, за дровами, за продуктами. Сядешь верхом на ишака и поехал вниз, через множество речушек – светлых, быстрых. Слышишь только, как ветер в камнях посвистывает, да камни в речушках громыхают. За одну поездку не один десяток переправ сделаешь, вымокнешь порой невероятно, а сушиться-то и негде. Зимой в таких случаях все следили друг за другом, чтобы кто-нибудь, уснув, не замерз. Вспоминали при этом и лейтенанта из особого отдела, который еще летом, прощаясь с нами внизу, говорил каждому, что, мол, одни остаетесь, смотрите там, бдительными будьте... Ну, это он по службе своей...
Сами мы были и часовыми, и работниками, и бойцами. Однажды вез я снизу дрова к себе на точку, а навстречу мне спускаются человек девять вооруженных людей. Издали еще заметил, что оборванные и усталые они до последней степени. У нас инструкция была все от того же лейтенанта из особого отдела, что возможны проходы по нашим тропкам либо переодетых немцев, либо дезертиров. Надо было их задерживать, а если задержать невозможно, то бой принимать и уничтожать.
Со мной автомат был, штык кинжальной формы. Делать нечего, они меня заметили, надо было сближаться. Когда сошлись, они спрашивают удивленно:
– Куда тебя черти несут с дровами? Зимуешь в горах, что ли?
– А вы,– говорю,– кто такие сами и откуда?
Ну, слово за слово, разговорились, и они рассказали, что сами курсанты Орджоникидзевского училища, что еще в августе попали в бои, были окружены, а теперь вырвались из окружения и к своим пробиваются. Курсантов из этого училища мы и позже встречали, мимо нас они проходили, человека по три, по пять. Измученные, небритые, оборванные и полностью без боеприпасов: растратили их на немцев, когда пробивались к своим. Дальнейшая их судьба мне неизвестна, помню, что фамилию командира своего они называли – Толстых. Почти каждый из них был обморожен...
В конце года мы получили приказ оставить свою позицию, спускаться вниз. Помню, как голодные – десять дней перед этим одними дикими орехами питались, желудки себе попортили – проходили через аул, названия которого сейчас не упомню, и набрели на брошенный продовольственный склад. Приземистое такое здание из серого камня. Зашли мы туда и увидели много сухарей в мешках, сухие фрукты, концентраты в пачках...
...Когда в 1965 году праздновали мы двадцатилетие Победы над фашизмом, то и на нашем предприятии собрали всех участников Отечественной войны. Оказалось нас сорок с лишним человек. Вообще писатель Смирнов к тому времени высоко поднял авторитет участников войны, и потому и у нас много было всяких разговоров и воспоминаний, кто на каком фронте был, у кого какие награды и за что получены. Лично я сидел там тусклее и смирнее всех, понимая, что им было труднее в свое время.
Мне задавали много вопросов насчет войны в горах, всех это очень интересовало. Кто-то спросил:
– И у тебя нет никакой награды за войну?
– Нет,– отвечаю.
– И не обидно тебе?
– Нет, говорю, не обидно. Во-первых, командование нашего полка было далеко от пас и не знало даже, переносим мы какие-либо трудности или нет. В то время, безусловно, мало придавали значения какой-то радиотелеграфной точке. Что мы – фронт держали или рукопашный бой вели?..
Я и сейчас думаю, что награда у меня одна. Являясь участником Великой Отечественной войны, там, на высотах Кавказских гор, я с товарищами выдержал выпавшие нам на долю невзгоды и честно выполнил то, что мне приказано было. Подразделения нашего полка разбросаны были по всему Кавказу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162