Здесь был мой дом, здесь нашли себе приют мои склонности, моя вера, мой идеализм и счастье жизни. Ради германской армии проливал я свой пот и кровь. И в ней я потерял своих лучших друзей и камрадов – во Франции, на Дону и в цехах Сталинграда. Я не хочу испытывать чувство стыда ни перед Вольфгангом Килем, ни перед обер-фельдфебелем Лимбахом, ни перед многими другими. Они погибли в бою, веря в то, что действуют правильно, и сознавая, что я вместе с ними. И вот теперь я должен сказать им, что эти бои принесли беду вместо счастья, что мужество наше служило ложным целям, что жизнь наша была бесцельна. Ведь именно это и означает тот шаг, который я хочу сделать. Но ничего не поделаешь; я должен вступить на этот путь, я не смею, не имею права упорствовать во лжи, если разглядел ее. Этого требуют от меня живые, но и мертвые не могли бы желать, чтобы миллионы других людей так и остались опутанными паутиной лжи и гибли в ней. Германия должна жить даже и после того, как пошла по ложному пути, с которого ей необходимо сойти.
И вот я совершаю самое трудное, что вообще может совершить человек: жирным крестом перечеркиваю многие годы своей жизни, объявляю их лишенными смысла, бросаю в мусорную корзину истории. Родина поймет меня, я еще понадоблюсь ей в будущем, как и другие, кто нашел в себе мужество осознать ошибки и начать новую жизнь. Все мои силы, весь опыт, все, что у меня есть, я хочу отдать для того, чтобы исправить ошибки прошлого и вложить свой посильный вклад в строительство нового здания немецкой нации.
На третий день по предложению делегации Национального комитета «Свободная Германия» в лагере созывается собрание. Пришли почти все офицеры. Латтман говорит о мотивах, побудивших его вступить в Национальный комитет, слова его убедительны. Аплодисменты сильнее, чем я ожидал. Старые нацисты попытались вчера запугать военнопленных своими угрозами. Латтман, мол, государственный изменник и предатель, а кто ему содействует, пусть пеняет на себя! Сидя здесь, в зале, наблюдают за происходящим, как авгуры, регистрируют малейшее движение. Но массу уже не запугать. Офицеры, еще полгода назад трезво смотревшие в глаза смерти и прошедшие через ураганный огонь Сталинграда, теперь вновь обрели свою выдержку. Теперь они хотят ясности, они приветствуют любую возможность узнать новое, сравнить его с прошлым и сделать выводы. Только незначительная часть пленных поддается запугиванию нацистов. Это слабые, трусливые.
Прошу слова и, обращаясь к собравшимся офицерам, говорю:
– Как и все вы, я принес присягу повиноваться фюреру германского рейха и народа. Но сегодня эта присяга больше не может связывать меня. Тог, кто сам действует вероломно, кто лжет и предает, кто ведет к гибели весь немецкий народ, как привел к ней 6-ю армию, тот не имеет права требовать верности. Наша присяга в конечном счете дана немецкому народу. Именно ему мы должны остаться верны, ему мы должны помочь чем только можем. Пришло время схватить за руку губителя нашего народа, начать бороться против него, даже находясь в плену. Вот. почему я присоединяюсь сегодня к движению «Свободная Германия». Наша цель – отечество без Гитлера, новая, свободная, лучшая Германия!
Послесловие
Я не писатель, и мне нелегко и непросто было написать эту книгу. Непросто хотя бы уже по одному тому, что в ней я попытался подвести итог важного этапа своей жизни, дать отчет перед самим собой и перед моим поколением, которое многие годы верило своим офицерам и начальникам. Но этот отчет и в малом, и в большом необходим ныне, после двух мировых войн, потому, что осознанием минувших событий тоже определяется место каждого из нас в сегодняшней действительности.
Тяжело говорить о своей собственной жизни, что лучшие ее годы были напрасно отданы служению дурному делу. К осознанию этого меня привел долгий путь. Я принадлежу к поколению, выросшему после первой мировой войны. В школе и университете я испытал на себе шовинистическое воспитание тех лет; оно внушало, что германская армия осталась в первой мировой войне непобежденной, и широко использовало империалистический Версальский мир для разжигания реваншистских чувств. Стремясь не связывать свою жизнь с политикой, я увидел единственный выход во вступлении в вермахт. С моей тогдашней точки зрения, отвечавшей взглядам немецкой мелкой буржуазии, он не имел ничего общего с политикой: мол, каждое государство имеет свою армию, почему же не иметь ее и Германии?
Но то, что всякая армия служит инструментом политики и что именно им и был гитлеровский вермахт, мне стало ясно только тогда, когда в советском плену у меня появилось время поразмыслить над этим. Этому способствовало не только время, но и дискуссии с немецкими коммунистами, жившими в качестве эмигрантов в СССР, а также с советскими офицерами.
Под свежим впечатлением военного разгрома у Сталинграда и под гнетом сознания, что я, как командир, отвечающий за жизнь своих людей, ничего не сделал для спасения батальона, я всем своим существом воспринял их аргументы. Мой личный опыт приобрел теперь иной вес. Я начал осознавать, что фашистская Германия должна была проиграть войну не только потому, что ее военные силы и средства уступали мощи антифашистской коалиции, в чем я смог лично убедиться на примере только что закончившейся битвы, но и потому, что фашистский режим вел войну несправедливую. Он преследовал в ней разбойничьи цели и действовал преступными средствами.
Раньше я поражался тому, что в Польше, на севере Европы, в начале боевых действий на Западе перед нами оказывался застигнутый врасплох противник, что нам удалось внезапно напасть на Советский Союз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121