– И его надо защищать. Прощайте.
– Прощайте. Да хранит вас Бог! Роман ваш мы опубликуем и, более того, поставим телефильм.
Они обменялись крепким рукопожатием и расстались.
После ухода Сергея Северцев задумался, как, не выдавая намерений Сергея, довести до членов Совета сведения о грозящей опасности.

НА БЕРЕГУ КУАРИ

На берегу Куари, одного из многочисленных притоков Амазонки, среди глухих дебрей сельвы стоял большой посёлок. Он не был обозначен ни на одной, даже самой подробной карте. Сверху его покрывала густая маскировочная сеть. И если бы над ним случайно пролетел самолёт или вертолёт, лётчики и пассажиры их ровным счётом ничего бы не обнаружили, кроме сплошной однообразной, как это кажется сверху неискушённому наблюдателю, сельвы.
В посёлке жили люди самых различных национальностей. Здесь были немцы, французы, англосаксы, поляки, латыши, русские, итальянцы, негры. Их можно было бы назвать интернационалом, если бы это слово, объединявшее когда-то народы в борьбе за свободу, можно было применить к этому сборищу. Говорило это сборище в основном на английском языке, который уже лет двести стал языком международным, но каждая нация здесь вносила в общий лексикон свои собственные особые словечки. Ругались, впрочем, между собой только по-русски, справедливо считая русскую ругань самой богатой и выразительной. И если Лев Толстой и Достоевский для большинства этой публики были не больше известны, чем эскимосу Коран, то русская «мать» и сопровождающие её пожелания пользовались огромной популярностью. До драк, впрочем, никогда дело не доходило, несмотря на довольно эмоциональный характер собравшейся в посёлке публики. Стычки пресекались мгновенно и жестоко карались. Все это знали и держали кулаки и ножи при себе.
Но это была только одна часть населения. Другая, не менее многочисленная, отличалась в обращении между собой исключительной мягкостью. Эта часть населения большее время проводила под землёй, у станков, и только иногда им позволяли появляться на поверхности, но и то под строгим наблюдением джентльменов из первой части населения.
В особых домиках, окружённых со всех сторон живой изгородью, жили женщины. Эта часть населения служила первой, скрашивая последней скуку, неизбежную в таких глухих местах, и тоску по оставленным в больших городах семьям.
Время от времени сюда ночью подходило судно и тихо швартовалось около замаскированного с воздуха причала. Судно привозило продовольствие, письма, сырьё для завода и увозило готовую продукцию. Часто на нем прибывали люди. Мужчины и женщины. Их тихонько выводили из трюмов и вели в посёлок. Каждого туда, куда ему было предназначено. Иногда некоторые из вновь прибывших проделывали свой путь не в тесных трюмах и тайных отсеках, а в удобных каютах на верхней палубе.
В такой удобной каюте и прибыл сюда два года назад Питер Лацис. Это был высокий худощавый брюнет лет сорока пяти, с сухим выразительным лицом, изрезанным ранними морщинами, и чуть-чуть прищуренными серыми глазами, которые насторожённо глядели из-под обычно нахмуренных бровей.
Родом он был из Прибалтики, которую покинул шесть лет назад. Сначала работал в Германии, потом перебрался в Соединённые Штаты и поселился во Флориде. Сюда, на приток Амазонки, его затащил давний приятель Бэксон, который ещё раньше уговорил его перебраться в Германию. Надо сказать, что Бэксон выполнял свои обещания и нашёл для Лациса более высокооплачиваемую работу.
Последние три года они жили вместе во Флориде. Там Лацис, располагая уже приличным, по его меркам, капиталом, смог приобрести небольшую виллу, где сейчас жила его единственная дочь Эльга. Впрочем, Эльга не сидела на месте. После окончания медицинского факультета Бэксон помог дочери своего друга получить место в медицинском центре при СС.
Лацис с некоторых пор стал замечать повышенный интерес, который проявлял Бэксон к Эльге. Произошёл разговор. Однако Бэксон ничуть не смутился и весело рассмеялся, когда Питер высказал ему своё недовольство.
– Перестань, старина! Крошка выросла на моих руках и кроме дружеского участия я не питаю к ней никаких чувств!
Лацис поверил тогда в его искренность, а вскоре Бэксон предложил ему выгодную работу.
– За три года ты заработаешь там больше, чем за пятнадцать лет, прозябая здесь, во Флориде, – пообещал он ему. Лацис согласился. Он подписал контракт, по которому обязался работать три года в секретном филиале фирмы «Сатурн». Секретный, – объяснил Бэксон, – чисто в коммерческом плане. Это случилось через год после того, как Бэксон предложил ему вступить в партию неогуманистов.
– Я, – сказал тогда Лацис, – сочувствую многим вашим идеям, но предпочитаю быть вне политики.
Однако Бэксон упорно возвращался к этому вопросу.
– Разве, – говорил он, – тебе безразлична биологическая судьба человечества? Мы хотим спасти его хотя бы тем, что сохраним часть генофонда путём отбора лучших представителей населения. В этом нет ничего предосудительного. В нашу партию мы принимаем только сильных, красивых и генетически полноценных людей. Тебе не кажется, что то, что мы делаем, является своего рода защитной реакцией Гомо Сапиенса перед надвигающейся катастрофой? Решай, с кем ты. С теми, кто обрекает своих потомков на генетическое вырождение, или с нами, которые хотят их спасти. – Бэксон убеждал все настойчивей и настойчивей, и Лацис в конце концов сдался.
Теперь Бэксон не уговаривал, а командовал, не забывая и о «проповедях». «В партии должна быть железная дисциплина, – вещал он. – Мы ставим перед собой великую цель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94