Я такой дурак…
– Ну, брось каяться. Я погорячилась. – Она ласково дотронулась до его плеча. – Действительно, трудно предугадать такую подлость. Только прошу, другой раз будь внимательнее. Там, где моя голова слетит, и твоя не удержится. Какого черта ты сунул мне в руки плетку? Разве не видел, как я зла? Я же убить могла!
– Может… я сам хотел быть наказанным?
– Что? Ты и вправду дурак. – Она коснулась его лица, все еще горевшего от ее пощечин.
– Ах, ваше величество, не стою я вашей ласки. – Он торопливо поцеловал королевскую руку и опустил заблестевшие глаза.
– Ну, Гиршли, полно же тебе. Полно. Я тебе все прощаю, я даже извиняюсь сама. – Она осторожно приобняла его за плечи и поцеловала в лоб…
– … Гиршли? – Беатрикс испуганно замерла. Ей сразу стало жарко от его робкого объятия. Он смотрел на нее такими молящими глазами, что отказать ему было невозможно.
«Господи Боже… Урод. Почему ж говорили, что он урод? Какой же он урод?»
Медленно сближались их лица.
Она забыла томно опустить веки, как всегда делала перед поцелуем.
Ночь была облачная, но к утру распогодилось. Солнце блестело над спокойной водой.
– Гирш, – говорила Беатрикс, а ее рука бродила в его растрепанных волосах, – Гирш, у тебя такие счастливые глаза… Таких не бывает, когда спишь с королевой.
– Может, я тебя люблю.
– Да? Говоришь грустно, а глаза все равно счастливые-счастливые. На меня так никто не смотрел. Только, – тут она перешла на шепот, – только мой муж. Тот, что сделал меня женщиной.
– Муж всегда делает женщиной, разве нет?
– Ну… Я почему-то всегда так про него говорю. Вернее было бы сказать – он сделал меня тем, что я есть.
– Скажи… Он умер?
Она покачнула головой и чуть прикрыла глаза:
– Нет. Он был казнен. Обезглавлен. Потому что он изменил своей любовнице, когда стал мне мужем. Ему, видать, вообще нельзя было жениться, а он взял да и женился на мне. И мы месяц, как у нас говорят, не разнимали рук, когда поженились. А встретились на карнавале. Мне было шестнадцать лет. Ему двадцать один. И он был любовником королевы. Очень могущественной королевы в одной южной стране. У нее были рыжие-рыжие волосы, грудь белая, как пена, и глаза цвета меда. Вот такая была королева. Собственно, она и сейчас жива и все так же красива. И она хотела взять его в мужья. По закону. Чтобы он стал отцом ее наследников, а для этого нужно было стать Великим Герцогом. Вот он и прибыл в Марен. Вез три сундука золота, чтобы купить это звание, и еще два, чтобы платить лучшим куртизанкам. Та королева считала, что чем больше он покупает женщин, тем лучше. Любить-то, мол, он будет только ее. А он взял и разлюбил. И полюбил меня. За три дня. Или за четыре. Я помню одну ночь… Вокруг факелы и маски, воздух сладкий на губах, повсюду шелест шелковых одежд и любовный шепот. А мы держимся за руки и идем куда-то сквозь огни и звезды, сквозь огромные Императорские сады, и я не знаю его имени, а он не спросил мое… Рассвет после этой ночи был концом карнавала. Мы обвенчались на рассвете. Скинули маски и поцеловались. Это была моя первая и последняя чистая любовь, да только вместе мы и месяца не прожили. В королевстве, откуда он приехал, его обвинили в измене. Он изменил всего лишь королеве, но его обвинили в измене государственной. И потребовали выдать от имени королевы. Она была очень сильна. Очень сильна.
И тогда я пошла к императору. – Беатрикс судорожно втянула воздух сквозь сжатые зубы, и речь ее стала отрывиста. – Пошла я к императору, и ну сулить ему все, что имела, – спасите только моего милого. Земли, деньги… Такая дура была ученая. Все отдам, уеду на край света, только возьмите его под свою руку. А он-то, Сикрингьер, ничего не знал. Я скрыла от него, что иду к императору, а то он бы не пустил меня. Он был очень беспечный. Ничего не боялся. И вот император поставил мне условия. Не нужно, говорит, мне ни твоего золота, ни твоей земли. Только, говорит, проведи со мной ночку. Одну ночку – и все будет, как просишь. Что тебе стоит? Ты не девственница, ты замужняя. Никто не узнает. И я согласилась. Сикке я обманула. Письмо ему послала, мол, император согласен, но попросил меня на ужин пожаловать… И провела ночь с императором, и мне даже не было противно, настолько он был искусен. А перед рассветом начал он рассказывать обо всех женщинах, какие у него были и когда. И все одну вспоминает. Что девочка она была невинная, и тоже он с ней на карнавале познакомился. А потом ее жених убил. Так вот эта женщина была моя мать. Магина Лирра. То есть выходит, что император был мой родной отец. Когда он это понял, то целовал меня, ласкал, клялся-божился, в глаза глядеть не смел. Я думала – от стыда, что с дочерью согрешил. Оказалось, нет. Нет! Возвращаюсь от него… Гоню галопом. Помню – такое серое было в тот день небо. Жили мы в поместье, от Марена в часе езды, не больше. Приезжаю – тихий дом, словно бы пусто. Я – в покои, где мы жили. А там все перевернуто. Кровь на полу. Оружие старинное все со стен сорвано и поломано. Не знаю зачем. И на полу мое лживое письмо… Что со мной было, не помню. Меня до сих пор совесть грызет из-за Энвикко Алли. Он тогда меня утешал… Спас, можно сказать.
Потом я приехала в Айдер. Это королева Лидера была моей соперницей, ты догадался? Я приехала, а завтра его собирались казнить, и ничего нельзя было сделать. Там так страшатся гнева королевы, что даже взяток не берут. Да и что можно сделать за один день. Наутро я пошла на площадь. Было солнечно и очень холодно. Собралась вся знать, приехала в паланкине королева. Я пришла, укутавшись в серый плащ, а под плащом было мое свадебное платье. Я стояла в толпе вместе с хозяйками притонов и веселыми девушками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163