По пути миновали еще несколько замков, они белели на дальних холмах, но в голубоватой утренней дымке невозможно было разглядеть: то ли там хозяйские вымпелы висели над воротами, то ли сами хозяева.
Сумерки застали их в виду большого замка, вынесенного на узкую песчаную косу. В розовых лучах заката трепыхались большие полотнища с тонкой белоголовой выдрой.
– Ночуем, священнейший? Или едем дальше? Лошади не устали, и дорога тут безопасная.
– Я хотел бы остановиться.
– Воля ваша. Заезжаем, ребятки. Сожалею, что не знаю ничего про этого рыцаря, но это уже не наш округ.
Процессия въехала на мост. Две черные надвратные башни с разлапистыми зубцами уходили в лиловый туман. Начальник эскорта сложил руки возле рта.
– Эй, на башне! Именем королевы, откройте ворота. Личный гость ее величества просит гостеприимства в замке. С ним эскорт Окружной стражи!
– Сейчас доложим господину! – откликнулись с башни. Между зубцов блеснула чья-то совня, потом как бы между собой, но с явным расчетом на слух стоящих внизу сказали: «Если он личный гость королевы, то на кой пес ему еще и наше гостеприимство?» Ответом был удаляющийся смех.
– Слуги Этарет. Тупоголовые холопы! – с неожиданной злобой выругался начальник эскорта. – Полчаса будут нас тут мурыжить, да еще и допрос учинят. Кобенятся, как могут, пока к ногтю не прижали.
– Хозяин замка и земель желает знать имя того, кто просит гостеприимства, – донеслось со стены.
– Ну вот вам! Какая наглость!
– Мое имя Комес Таббет, примас Венткастиндский в изгнании, – крикнул наверх Таббет.
Прошло еще пять или шесть минут в густеющей тьме. Потом скрежет и лязг возвестили о том, что мост опускается и подымается чугунная герса. Минуя темную арку, въехали в освещенный факелами двор, посередине которого в каменной розетке росло дерево. Встречали их несколько лакеев и мажордом с посохом.
– Мой хозяин и господин просит вас разделить с ним трапезу. Мажордом склонился перед выходящим из носилок примасом. На шее мажордома поверх предписанной по должности куньей пелерины золотилась витая гривна – знак урожденного рабства.
Молча кивнув в ответ на приглашение, Таббет последовал за слугой. Он не заметил, как начальник эскорта недобро покачал головой ему вслед.
Еда на столе стояла изысканная, вина – более чем достаточно. Хозяину замка по лицу можно было дать лет тридцать пять – сорок. Был он красив, держался по-княжески и сперва показался молчуном. Но Комес располагал к себе, и беседа, подкрепляемая вином, вскоре наладилась. Говорили на священном наречии Божьих Откровений, принятом у пастырей и ученых, – так пожелал хозяин. За неспешными разговорами дело дошло до полуночи. Кувшины опустели, камин погас, свечи оплыли. В полумраке под сводами трапезной слабо отсвечивали серебром капители колонн. Хозяин и гость сидели, подперев подбородки и глядя друг другу в глаза поверх пустых кувшинов. Оба сильно захмелели, но ни тот ни другой пока не решались говорить о чем бы то ни было откровенно.
– Вы благородны… по-человечески, конечно. Хотя и не имеете чутья на добро и зло, как мы, Этарет. – Таббет сообразил, что эти слова относятся к нему, но сути не уловил и промолчал. – Вы будете служить королеве, не так ли? – на сей раз уже прямо спросил хозяин.
– Да… – Таббет тяжело навалился на стол.
– Позвольте вас спросить, почему именно ей, и никому другому, вы предлагаете вашу мудрость?
Перед взором опьяненного изгнанника в лучезарной дымке поплыли все те мечты о величии, которые он страстно и безуспешно пытался осуществить на протяжении стольких лет.
– Потому что, – начал он, отчаянно следя за то и дело ускользающей мыслью, – потому что она – властительница. Она воистину от Бога. Она свободна от сословных предрассудков, которые всем вам застят глаза. У нее нет безмозглых предков с развесистыми родословными. Я довольно настрадался от ублюдков королевской крови, которая за века перестоялась и протухла. А Беатрикс юна и бесстрашна. Я мог бы продать свою голову кому угодно, но продал ей – потому что ей нужно не имя мое и не слава, ей нужна моя мудрость, а мне – ее сила и дерзновение. Я сделаю ее Беатрикс Великой. Вот так.
– Позвольте вас просветить, господин примас. – Глаза хозяина гневно сверкнули. – Вы, наверное, по пути сюда из Сардана видели замок над рекой… И то, что вывешено там над воротами. – В его голосе вдруг послышались горестные интонации. – Так вот, это мой младший брат и его подростки-сыновья. Их вздернули, словно каких-то вилланских псов, за то, что они не спустили наглость сборщику податей. Теперь им там… висеть, пока вороны не склюют. Многие в округе умерли так же, кого еще раньше не обезглавили за отказ принести присягу. Видели вы головы на площади Сардана перед этой мужицкой ратушей, где раньше казнили лишь воров да насильников?.. Я уж не знаю, сколько погублено нас по всему Эманду, но идет подлая вилланская облава, Этарет грабят, убивают, понуждают к бесчестным делам. И «ату» кричит эта юная и бесстрашная властительница. На самом деле это просто свирепая и жадная тварь, худшее, что может родить человеческое племя, весьма плодовитое на подобных чудовищ. Между собой мы зовем ее Беатрикс Кровавая.
Его лицо побелело, по светлым волосам, казалось, пробежал голубой сполох, гнев освещал суженные глаза. Таббет молчал. Он чувствовал себя так, словно на ристалище у него недозволенным приемом вышибли из рук меч. У него не было никаких доказательств своей правоты, кроме ее вежливого краткого письма.
– Но великой ей не стать никогда. Сейчас я вам покажу еще кое-что. Он быстро куда-то ушел, потом почти бегом вернулся, неся книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163