Потому что ты – старая газетная крыса и у тебя нет таланта… А у меня – талант, огромный талант, но я должен торчать в редакции, писать заметки и терпеливо ждать, как ждали мои предки у Вавилонской речки Вавилонский царь некогда завоевал Иудею и вывел оттуда население в Двуречье. Полвека ждали там евреи разрешения вернуться. Дождались, но уже от персидского царя, заграбаставшего владения вавилонского. В память об этих событиях поется псалом «При реках Вавилонских – там сидели мы и плакали» (Псалтирь, 136), слова которого перефразирует персонаж, рекомендуясь менее терпеливым потомком тех евреев.

, когда придет директор театра и скажет: «Дорогой Люби! Зачем тебе зарывать молодость в этих четырех стенках, когда тебя ждет слава и богатство!» И я пойду к редактору и…
– Стоп! Хорошо, что напомнил. Редактор просил прислать тебя.
– Разве его уже выпустили?
– Третьего дня, но вчера опять засадили. И кажется – надолго. За статью против Ватерлооского царька. Придется опять менять название.
– За этот месяц будет шестое.
– Что делать! Сен-Симон не хочет стать подписчиком «Красной трибуны». Ну, Моисей, брось мечтать о плаще датского принца и беги к Дюко, спеши, пока его не арестовали вслед за редактором.
– Ха-ха!.. Медальяс, при такой веселой жизни мы скоро переселимся в новое помещение. И на газете напишем: адрес редакции: камера Венсенского замка! Ха-ха!


* * *

Люби грустно посмотрел на швейцара.
– Билет?… Сейчас! Сейчас. А, какая паршивая память, господин швейцар… Понимаете, забыл дома!.. Теперь вспомнил – положил на письменный стол в кабинете и… столько дел, столько дел… Сегодня было две репетиции.
– Без билета нельзя.
– Черт знает что такое! Если вам говорю я, я, Моисей Люби, артист «Французской Комедии»… Мадам де Верно будет знать о вашей наглости!.. Мне, мне не верит швейцар! Мне, когда одно мое слово убеждает навсегда директора! И вдруг… немедленно пропустите меня!.. Слышите!..
– Все равно не пущу!.. Не торчите зря на дороге…
И швейцар оттолкнул Моисея Люби…
С завистью пересчитав освещенные окна, Моисей решил было уже пойти в театр, как вдруг вспомнил анекдот, слышанный в кабачке, где собирались мелкие актеры…
«Один вельможа, по рассеянности перепутав улицы, ввалился в салон мадам де Верно и, находясь в игривом настроении, первой попавшейся женщине предложил…»
И ровно через пять минут Люби сидел в оклеенной дешевыми обоями комнатушке с традиционной выносливой кроватью и взволнованно говорил своей старой приятельнице Берте, более известной в квартале под прозвищем Канарейка:
– Половина гонорара за статью тебе… Чем ты рискуешь? Подумай, королевская плата! Если поймают?… Глупости! Притворюсь пьяным, и только… Ведь я же, Берточка, артист!.. В один раз столько, сколько ты зарабатываешь за четыре ночи. И главное – никакой усталости! Ну?
И Берта согласилась.
С величайшей таинственностью она провела Моисея мимо запертых комнат, где ее подруги принимали гостей, к темному длинному коридору.
– Все прямо и прямо. Потом по лестнице вниз… через сад, увидишь дверь.
– Понял… Офелия, о нимфа! Помяни меня в своих святых молитвах.
– Моисей, итак – половина!
– Ты надоела со своей половиной! Мое слово – камень. Прощай…
И Люби решительно двинулся вперед.
От мамаши Диверно к мадам де Верно.


* * *

«Красная трибуна» – орган ЦК фабзавкомов. Номер от 20 августа 1823 года. На первой полосе жирным шрифтом напечатано:


«МАМАША ДИВЕРНО И ГОСПОДИН СЕН-СИМОН


Вчера состоялся очередной вечер в салоне мадам де Верно или, отдав должное дворянскому происхождению, просто у мамаши Диверно.
На лестное приглашение почтенной дамы поспешил весь цвет Парижа. Нашему сотруднику из общего блеска удалось все-таки выделить несколько звезд первой величины: маршал Ней, министр полиции граф Сен-Симон, вице-президент Академии граф Вольта, артист Тальма, заведующий имперской рекламой Фу-ранже и, наконец, современный «Максимилиан», красноречивый адвокат, владелец огромных виноградников, но «убежденный» революционер и враг «существующего» строя Александр Керено, хорошо известный нашим читателям по своим выступлениям.
Как видите – теплая компания. Удивляло отсутствие князя Ватерлооского. Неужели же мамаша Диверно забыла послать пригласительный билет своему главному благодетелю?
Наш сотрудник задал вопрос министру полиции, господину Сен-Симону, – известно ли ему, что дом выходит на другую улицу и там помещается гнусный притон, в котором мадам де Верно эксплуатирует несчастных девушек?
На что господин Сен-Симон ответил, что это ему неизвестно и он считает низостью клеветать на всеми уважаемую мадам де Верно, которая состоит учредительницей трех благотворительных обществ и заведующей «Воспитательного дома для падших созданий».
Отсюда следует одно: хорошо спелись хозяйка правительственного публичного дома и министр полиции граф Сен-Симон!
М. Л.»



ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

«Детально обсудив вопрос, мы предлагаем Вашему Императорскому Величеству экономические интересы наши воссоединить, усматривая в этом торжество мирового прогресса».
Роман читает, Наполеон нюхает табак:
– Что скажете, дорогой князь?
– Трудно охватить открывающийся горизонт новых возможностей, но одно ясно – трезвая экономическая политика перебросилась через океан, и янки довольно прозорливы, предлагая нам экономическую федерацию.
– Я думаю, проект договора вы, князь, возьмете на себя?
– Даже больше, я сам поеду диктовать конгрессу волю моего императора.
– Как, вы опять хотите уехать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49