Это решило ее судьбу.
С боевым криком: "Урал!" казаки спрыгнули с обрыва и среди суматохи бросились ловить избранниц. Вовка сразу же схватил растерявшуюся девчонку за обе руки и с силой сжал: не уйдешь! Старший казак - Никита Горовей - поймал другую - полногрудую с длинной пышной косой. Остальные девчонки побросали кувшины и с громкими криками пустились бежать к станице. Было самое время уходить. Сейчас, когда рассвело, их заметит дозорный с вышки, и тридцать-сорок злых кубанцев бросятся в погоню. Серый не подвел - все три лошади уже стояли, готовые к бешеной скачке. Девушек перекинули через седло, привязав к шее лошадей. Гикнули и поскакали.
Они неслись без отдыха почти весь день по большой дуге, огибая с севера адыгские земли, чтобы сбить погоню с пути. Выбирали безлюдные дороги, часто лошадей пускали по колено в воде вдоль берега медленных речек, два раза пробирались оврагом. Наконец, когда солнце постепенно садилось, и уже верещали кузнечики, остановились на берегу Кубани, в камышовых плавнях, чтобы не заметила погоня. За день сделали верст сто. Девушки-пленницы были в полубессознательном состоянии, но, когда их сгрузили с лошадей и положили на расстеленный бешмет Горовея, та, что была его избранницей сразу же пустилась бежать. Никита без труда догнал ее, огрел для острастки нагайкой по мягкому месту и приволок назад за косу. Девушка, пойманная Вовкой, благоразумно не пыталась бежать и лежала ничком, глядя на темнеющие с каждой минутой облака. Вовка, заряжая рушницу, спросил ее:
- Как звать-величать тебя?
- Елена...
Ему понравился ее голосок. Он заметил вдали нескольких уток и решил пристрелить их на ужин. Серый, по уговору, зорко следил за дорогой, по которой они только что проехали, - не покажутся ли всадники?
Казачки, конечно, понимали, что их похитили казаки из другой станицы, и что теперь им два пути: или идти под венец с похитителем, или начнется в степи кровавая разборка, и родичи убитых проклянут их - зачинщиц этой заварухи. Впрочем, Елене сразу же понравился Вовка: и как он прицеливался, долго, аккуратно, и как ловко поймал подстреленного селезня и свернул ему голову.
- Кто он?-спросила Елена у Серого.
- Хороший казак. Хуторянин. У него хутор Булаты после отца остался, Серому вдруг стало очень тоскливо, и он сразу же спросил у возвратившегося Вовки.-Съездим в Караваиху?
Вовка подмигнул своей невесте и утвердительно кивнул:
- Ладно, так и быть.
- Опять арабы синагогу подпалили.
Зарево далекого пожара проникло в полутемную заллу, где четверо неаполитанских аристократов проводили неплохой вечер в обществе четырех гетер высокого полета. Еще одна прислужница играла какую-то малопонятную мелодию на лютне, а двое виночерпиев обносили молодых людей кубками с восхитительнейшим салерно.
Беседа загоралась от вин, старых итальянских вин, которые выходили из давильни под ногами винодела, видевшего папу Пия IX и Наполеона III, текучих и горячих, сообщающих огонь и крылья словам.
- Донателла, - спросил Джанфранко Боргезе, - вы печальны? О чем вы думаете?
- Ах, пустяки!-улыбаясь ответила Донателла - бывшая любовница герцога Тарантского, и отпила из полного бокала.
Это искристое вино, оказывающее на женщин такое быстрое и такое странное действие, уже стало , по разному, возбуждать этих четырех гетер, пробуждать и дразнить маленького истерического демона и гнать его по всем их нервам, разливая безумие. Маленькая Сильва изрекала чудовищные вещи, смеясь задыхающимся и судорожным смехом, почти рыдающим, как смех готовой умереть от щекотки женщины. Мария Фортуна давила голым локтем засахаренные фрукты и тщетно предлагала их, прижимаясь сладким локтем ко рту Руджеро.
- Ты никогда не едал, - говорил Барбаризи Джанфранко, константинопольских сластей, мягких как тесто, приготовленных из бергамота цветов, апельсинового дерева и роз, делающих дыхание душистым на всю жизнь? Рот Донателлы - такой восточный пряник.
- Прошу тебя, Лодовико, - говорил Джанфранко, - дай мне попробовать его. Покоряй мою Марию Фортуну и уступи мне Донателлу на недельку. У Марии тоже оригинальный привкус: сиропа из пармских фиалок между двумя бисквитами с ванилью...
Ансар Армии Пророка, уже поседевший, но еще бодрый и крепкий, Гульбеддин ибн Рахман, досматривал военную добычу за сегодняшний день, Слава Аллаху, сотворившему его! Всего неделю тому назад отряды талибов, неудержимые как стая памирских тигров, обрушились на Ходжент, дабы присоединить этот безбожный город к владениям Сиятельного Муллы Омара, да продлит Аллах дни его на земле! А сейчас отдельные тумени отлавливали караваны беженцев вплоть до Ферганы. Он ехал вдоль разрушенной дамбы; канал, некогда орошавший цветущую долину, превратился в болото, и везде в воде виднелись трупы людей и лошадей, разбитые телеги и поломанные заборы. Наклонившись к ходже Имомали Рахмону, сраженному меткой стрелой и лежащему, раскинувши в предсмертной агонии руки, Гульбеддин ибн Рахман аккуратно снял с его десницы знаменитый перстень со вделанным в него чудесным алмазом "Шах" - нет в мире драгоценного камня прекраснее него! Потом он окинул взглядом залитую водой равнину. Сегодня добыча была не то чтобы мала, но не понравилась Гульбеддину ибн Рахману, и он нахмурил брови, а надобно знать вам, что, когда полевой командир хмурит брови, это не добру.
Но всевышний Аллах предопределил так, чтобы в следующий миг узрел Гульбеддин ибн Рахман прекрасную пленницу, прикрученную за запястья к оглоблям большой повозки, где кроме нее были свалены в беспорядке кашмирские ковры, серебряные кувшины с дорогими амальгамами, отрезы китайского шелка и каракулевые шкурки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11