И в самом деле - эпизодическое, никем не навязанное сочинение неплохих вещей, чью совокупность называют литературой, не кажется мне работой и не заслуживает в моих глазах права именоваться профессией в привычном смысле этого слова. У "свободного" писателя, то есть у приличного человека и в известном смысле художника, нет профессии; напротив - он человек частный и праздный, пишущий лишь от случая к случаю, по настроению и в удобное время.
Всякому свободному писателю довольно трудно найти себя в двойственном положении между частным человеком и несвободным писателем, то есть журналистом. Иметь профессию, которая таковой не является, не всегда отрадно. Есть люди, которые, испытывая потребность в непрерывной деятельности, производят больше, чем то позволяет их природное дарование, и превращаются в графоманов. Других же свобода и незанятость подбивают на безделье, что для человека без профессии явление не редкое. И те и другие, усердные и ленивые, одинаково страдают неврастенией и чувствительностью недостаточно занятых, слишком предоставленных самим себе людей.
И все-таки я хотел бы поговорить не об этом, такие проблемы каждому следует улаживать с самим собой. Отношение к своей так называемой профессии писатели должны определять в одиночку. Совсем непохоже на взращенные горькой самоиронией мысли писателя и литератора о своей работе - восприятие писательской профессии общественностью.
А общественность, то есть пресса, народ, всевозможные организации, короче - все те, кто сами не писатели, воспринимают эту профессию и обязанности, входящие в ее круг, намного проще. И литератора, как и врача, судью или чиновника, о сути и характере его профессии просвещают определенным набором требований, предъявляемых ему извне. Всякий ставший мало-мальски известным писатель из поступающей к нему почты каждый божий день узнает, что от него хотят и требуют публика, издатели, пресса и коллеги.
Публика и издатели в своих притязаниях, как правило, единодушны и очень скромны. От автора имевшей успех комедии они и в другой раз ждут комедии, у которой будет успех, от сочинителя крестьянского романа требуют очередного крестьянского романа, от создателя книги о Гёте - новых книг о Гёте. Порою не мыслит и не желает себе ничего иного и сам писатель, и тогда на всю жизнь воцаряются единодушие и взаимная удовлетворенность. Автор "Тирольских переливов" продолжает себя "Тирольской девушкой", творец "Картинок из жизни рекрутов" пополняет литературу "Картинками казарменной жизни", а за книгой "Гёте в кабинете" следуют "Гёте при дворе" и "Гёте на улицах".
У авторов, которые так поступают, действительно имеется профессия, они действительно заняты производством. Они спекулируют своим талантом и являются носителями эпитета и негласной цеховой меты истинно цеховых писателей - "золотое перо".
"Золотое перо" - изобретение того оставшегося, к сожалению, безымянным редактора, который так называемую "индивидуальность" определил для журналистики как раковое заболевание. Личность он, как известно, подменил "именем", а всякое полезное "имя" снабдил титулом "золотое перо", имея в виду просто литературный заказ с наиболее щадящими для авторского самолюбия требованиями. Эта техника господствует ныне во всей очерковой журналистике, отправляя культ обезличивания отнюдь не посредством куда более благородной абсолютной анонимности.
Так мы дошли до того, что автор нашумевшего романа может быть, к примеру, огорошен следующей депешей от какой-нибудь всемирно известной газеты: "Срочно прошу рассуждений из-под Вашего золотого пера о предположительных путях развития воздухоплавательной техники; максимальный гонорар гарантируется". Для редактора всякий относительно известный автор не более чем имя, и он рассуждает так: читатели требуют интересных и актуальных заголовков, но и знаменитых имен тоже - так скомбинируем и то и другое! А о чем, собственно, будет заказанный очерк, совершенно безразлично: ведь если у кого-то золотое перо, то размышление о Герхарте Гауптмане вполне может быть введено притравочной фразой о Цеппелине. И есть сверхзолотые перья, которые преспокойно существуют на это мошенничество.
Такова примерная картина требований прессы к свободным писателям. Сюда же относятся "анкеты", в которых словно на маскарадном увеселении профессора высказываются о театре, актеры о политике, писатели об экономике, гинекологи об охране памятников. Безобидный и развлекательный оживляж, никем всерьез не воспринимаемый и почти безвредный. Хуже те притязания прессы, которые рассчитывают на тщеславие и потребность литераторов в рекламе под девизом "manus manum lavat" *. Неприглядными я считаю и украшенные портретами маленькие рекламные статеечки и автобиографии во многих журналах и воскресных приложениях.
Так по предложениям и требованиям писатель постепенно познает свою профессию, и, если порою ему нечего работать, у него всегда есть возможность заполнить день разбором в сущности бесполезной корреспонденции. Со временем, нарастая и становясь более разнообразной, к ней присоединяется еще и многочисленная частная корреспонденция. О просительных письмах говорить не буду, их достаточно много получает любой человек. Но присланное мне однажды только что выпущенным на свободу заключенным с 35 судимостями описание его жизни для любого литературного употребления в обмен на единовременную компенсацию в тысячу марок меня все-таки ошеломило. Не очень отрадно и убеждение всякой небольшой библиотеки и некоторых бедных студентов, что автору доставляет удовольствие пачками раздаривать свои книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131