Чужим? Он вспомнил мысль, пришедшую ему в голову на улице Монтань. «Как сказать «Я люблю вас» чужому человеку?» Но Николь не была чужой. Она никогда не была чужой. Она являлась частью его самого, без которой он был бы неполным. Ким был Кимом благодаря ей. Он писал так, как писал, благодаря ей, его героини – идеализированные – были ее прообразами. Чувства Кима к Николь отражали для него понятие любви. А способ, при помощи которого он определял любовь, влиял на восприятие любви миллионами других людей. Однажды он сказал Николь о своей любви, покидая Париж последний раз. Как Ким мог говорить об этом, тая в сердце злобу? Это было невероятно. Это было просто нечестно… Для него тогда наступило время сказать Николь то, что он намеревался сказать ей с самого начала: «Я люблю тебя». Ким был писателем, и слова значили для него гораздо больше, чем для остальных людей.«Я люблю тебя» – эти слова имели силу сплести первый момент встречи и последний удар сердца в вечный круг. «Я люблю тебя» существовало с самого начала и должно было существовать всегда. Ким сказал бы ей теперь… Сегодня…– Ты был монстром, Ким, – сказала Николь. – Демоном, охваченным собственной ревностью.– Даже хуже, чем ты думаешь, – отозвался он. Николь заметила, что Ким заказал «Эвили» и сейчас сделал небольшой глоток из своего бокала. Она заслужила правду. Без правды не во что было верить.– Хуже?– Я встретил Илону. Мы с ней уже имели связь, когда я обвинил тебя.– Как ты мог? – спросила Николь и вдруг поняла, что каким-то образом догадывалась об ответе. – Как ты мог так ревновать? Мы были порознь… Ты нашел кого-то, я тоже. Это нормально, по-человечески…– Я тогда немного свихнулся, – ответил Ким. Николь, как всегда, оставалась здравомыслящей, а он – эмоциональным.– Я потерял все. Мой отец покончил с собой. Я растратил деньги, развелся, даже боялся потерять своих детей. Встретив Майкла, я сравнил себя с ним. У него было все, а у меня ничего. Тебя я тоже боялся потерять.– Как ты мог представить, что потеряешь меня? – спросила Николь. – Это невозможно, Ким. Ничто, никогда не изменит моих чувств к тебе. Ничто! Я знала это с того момента, как увидела тебя на улице Монтань.Ким смотрел на нее, смущенный, безмолвный. Такое могло быть вероятным? Она думала о том же, о чем и он? В одно и то же мгновение? Ким хотел рассказать Николь о своих мыслях, спросить, о чем думает она, выяснить, грохочет ли над ней тот гром, который не дает покоя ему. Но он не успел даже раскрыть рта. Военный конвой, намеревавшийся отвезти его в Варшаву, вырос возле столика.– Простите, сэр, но нам предписано ехать.Ким кивнул молодому человеку, попросил счет и расплатился. Николь проводила его до тротуара, возле которого стояла машина с включенным двигателем, готовая доставить пассажира в аэропорт. Ким и Николь обнялись, поцеловались.– Обещай мне кое-что, – попросила она сдавленным от волнения голосом.Конвой стоял возле дверцы автомобиля, ожидая Кима.Тот почувствовал запах духов Николь. Он любил ее… Боже, он любил ее, и в следующий раз он скажет ей об этом. Он выберет подходящий момент… Создаст подходящий момент… Конечно, он пообещает ей все.– Все, что угодно.– Будь осторожен, – сказала Николь. Она вспомнила о его незаметной, хромоте, о медали и о том, как выудила из него историю об участии в операции в Бич-Берта в лесу Сен-Гобе. Николь знала, что Ким не может не находиться в центре событий. Что и было одной из причин ее любви к нему.– Пожалуйста, будь осторожен.– Конечно, – ответил Ким, не разделяя опасений Николь. Он не сомневался в своей безопасности.– Мы встретим старость вместе, Николь. Это я могу пообещать тебе.Она заставила себя улыбнуться. Ким поцеловал ее и уехал. 2 В сентябре и октябре Ким вел передачи по пять минут в день, описывая блицкриг, раздавивший Польшу в течение недели, и последовавший за этим период агонии.Немецкие танки и грузовики подминали под себя поверженную страну. Бомбы взрывали линии коммуникаций, сравнивали города с землей, повергали в ужас гражданское население, уничтожали заводы и госпитали с ранеными. В ответ на яростные атаки немцев варшавское радио снова и снова передавало «Полонез» Шопена, подавая миру знак, что Польша остается Польшей. Шестнадцатого октября, когда Гитлер вылетел в Варшаву с командующим сухопутными войсками генерал-полковником Вильгельмом Кейтелем и шефом секретной полиции Генрихом Гиммлером на встречу с победоносными немецкими войсками, Ким закончил свою передачу записью «Полонеза», постепенно утонувшего в «Дойчланд юбер аллес» – «Германия превыше всего». Когда он вернулся в отель, там его поприветствовали два офицера из ведомства Гиммлера. Они вели себя холодно, вежливо, но предупредили: герр Хендрикс обязан действовать согласно утвержденному цензурой сценарию. Музыка туда не входила. Такое нарушение порядка повториться не должно. Подобные вещи недопустимы. Герр Хендрикс понял? Когда Ким не ответил, вопрос повторили. Герр Хендрикс понял?– Да, – наконец отозвался Ким. – Понял.Но незаметно для немцев он сложил пальцы и показал за спиною кукиш.– О, с тобой все в порядке! – воскликнула Николь, когда Ким обнял ее. Он вернулся в Париж на несколько дней после взятия немцами Польши и ждал нового назначения. Ким забыл о предупреждении двух гиммлеровских служак и не рассказал об этом Николь.– Конечно, в порядке! Уж не думала ли ты, что в меня может угодить шальная пуля?– Нет, – ответила она. – Зная тебя, я так не думала. Но все-таки волновалась…– Волнение – дурная привычка, ты должна от нее избавиться, – сказал Ким и улыбнулся. При этом в уголках его глаз появились морщинки, добавив ему привлекательности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120