— Овладев собой, Тила добавила:
— Твой друг намеревался перерезать мне горло.
Джеймс скрестил руки на обнаженной груди. Иссиня-черные волосы струились по его плечам, повязка без всяких украшений обвивала лоб.
— Он бы умер мучительной смертью, если бы сделал это, — тихо отозвался Джеймс.
— Как утешительно! — с издевкой заметила Типа. — Я радовалась бы, глядя из рая на твои усилия.
— Или из ада, — бросил Джеймс и тут же гневно спросил:
— Почему ты покинула дом моего брата?
— У меня не было выбора.
— Джаррет никогда бы не выгнал тебя.
— У меня не было выбора, — упрямо повторила она, надеясь, что Джеймс поймет.
Возможно, впрочем, он никогда не поймет. Джеймс направился к ней, и Тила сделала шаг назад, но позади была река. Нет, для этого еще не пришло время! Джеймс, двигаясь грациозно и стремительно, в один миг оказался рядом с Тилой. Она не успела бы шевельнуться, даже если бы и решилась броситься в реку.
Джеймс схватил ее и прижал к своему телу, пышущему огнем и жизнью, неистовством и яростью. Сопротивляясь, Тила уперлась ладонью в его обнаженную грудь.
— Ты покинула Симаррон, — глухо начал он, — но отправилась не домой, хотя легко могла уплыть из залива Тампа, а отправилась через всю территорию! И что же? Разум наконец вернулся к тебе? Ты бежала от войны? Или от меня? От краснокожего?
Тила вырвала руку. Боже милостивый, все ее чувства смешались, а им, казалось, руководят только страсть и ненависть к ней.
— Я не боюсь тебя! — яростно вскрикнула Тила, и пальцы ее сжались в кулаки. — Я не боюсь тебя, ты…
— А следовало бы бояться, и уже очень давно. Ты должна была бежать назад, к строгим и добродетельным гостиным твоего цивилизованного Чарлстона, едва ступила на эту землю. Проклятие! Почему ты не уехала тогда?
— Иди к дьяволу!
— Думаю, я попаду к нему довольно скоро. Тила и не заметила, как Джеймс вновь оказался рядом. Положив руки на плечи девушки, он шел вдоль берега, подталкивая ее, пока она не уперлась спиной в ствол старого кипариса, и только тогда прошептал:
— Разве тебя не предупреждали, что здесь идет война? Разве ты не слышала, что мы грабим, насилуем, издеваемся и убиваем? А краснокожие на этой дикой земле творят что Хотят? Не слышала? Может, не поверила? Или было так соблазнительно — позабавиться с индейским юношей? Коснуться и отпрянуть, пока не обожглась?
— Любой, кто дотронется до тебя, обожжется! — воскликнула она. — Обжигают твоя ненависть, твоя страсть, твоя горечь. Обжигают всех… — Ахнув, Тила умолкла, когда Джеймс с силой тряхнул ее за плечи. Неистовая синева его глаз пронзила сердце и душу девушки. Он снова зашептал, и в его тоне Тиле послышалось настойчивое предупреждение. Или обещание?
— Тогда, любовь моя, ощути жар огня! — Он потянулся к лифу ее платья. Рвущаяся ткань затрещала, и прижавшаяся к дереву девушка действительно ощутила огонь, всепоглощающее пламя его губ на своих губах, обжигающее, неистовое. Губы ее раскрылись под натиском его языка. Тила хотела ненавидеть его, выцарапать ему глаза, хотела кричать, плакать, но никогда не сдаваться. Ведь Джеймс ни за что не уступит, скорее умрет, чем примет условия капитуляции. И она пыталась ускользнуть от его натиска, подавить разгоравшееся внутри нее пламя, горячащее кровь, преодолеть сладкую истому, охватившую тело. Тила боролась как тигрица, осыпая Джеймса ударами, но он бросил ее на землю. Она не почувствовала боли, упав на ковер из сосновых иголок и мха, и насыщенный густой запах леса обволок ее.
Оседлав девушку, Джеймс схватил ее за запястья, и она, замерев, с пылким бешенством уставилась в его глаза, поскольку теперь уже не могла сопротивляться. Внезапно он отпустил ее, но девушка даже не шелохнулась.
— Господи, что же мне с тобой делать? — тихо пробормотал Джеймс, и она вновь замерла, почувствовав, как его пальцы коснулись ее шеи, развели разорванные края ткани и нежно накрыли ее грудь, а ладонь потерлась о набухший сосок.
Тила точно знала, что он сейчас сделает с ней. Его губы нежно прикоснутся к ее губам, побуждая их раскрыться. Они будут все требовательнее и настойчивее. Да, Тила действительно ощущала огонь. Он пылал в ее сердце, в мозгу, обжигал, опалял душу. Его губы вновь приблизились к ее губам.
— Мерзавец! — воскликнула, задыхаясь, девушка.
— Возможно. А ты попроси меня оставить тебя в покое. Скажи это со всем красноречием, на какое способна, и пусть твои слова идут от самого сердца!
Даже если бы разверзлась земля, Тила не попросила бы об этом.
— Мерзавец, — тихо повторила она.
— Я знаю, знаю, — простонал Джеймс. Губы его вновь нашли губы Тилы, пальцы погрузились в ее волосы. И опять неистовая сила и желание этого человека покорили девушку. Потом она ощутила губы Джеймса на своей шее, его руки — на своей разорванной одежде. Губы переместились на грудь Тилы, язык начал играть с соском, дразня и возбуждая ее. Она заполыхала, огонь жидкой лавой разлился по всему телу и поглотил ее. Тила бормотала что-то невнятное, ее пальцы перебирали иссиня-черные пряди его волос. Руки и рот Джеймса продолжали свой бешеный натиск. Снова затрещала ткань, ибо он слишком спешил овладеть Тилой.
Горячие губы и руки касались ее живота, гладкой кожи бедер, скользили по ногам. Обжигающий влажный язык скользил вниз по внутренней стороне бедра, пальцы нашли то, что искали, и снова его язык…
Закричав, Тила начала бороться с ним, она боролась, чтобы преодолеть страсть, желание и все необузданные чувства, пробужденные им. Девушка знала, что проиграла битву, ибо искры от горевшего в нем огня поднимались до самых небес. Волны наслаждения захлестнули Тилу, и она закричала в ночи, закрыв глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114