Мягко улыбаясь, Джон покачал головой:
— Я говорил с ней.
— Ну, тогда конечно! — саркастически обронил Джеймс, но Джон не заметил насмешки.
— Она так всем интересуется. И тобой тоже.
— Что?!
— Ты заинтриговал ее.
— Чем же?
— Ну, знаешь, твое прошлое, воспитание… Вот что я имею в виду. Она не из тех глупых женщин, которые считают, что индейцы всего на одну ступень выше диких животных. Прости, Джеймс, но кое-кто из них действительно так думает…
— Я прекрасно знаю это. Продолжай.
— Ее интересуют жизнь, разнообразие языков.
— Хм, если ей повезет, она не слишком много узнает об этом.
— Ты сегодня мрачно настроен, Джеймс Маккензи.
— Соответственно своей жизни.
— Друг мой, научись ценить краткие мгновения мира и покоя.
Джеймс слегка смутился. Да, он слишком мрачен. Отчасти из-за раздражения, отчасти из зависти. К этим чувствам примешивались ненависть к Майклу Уоррену и желание, пробужденное в нем его падчерицей. Джеймс убеждал себя, что девушка и Харрингтон очень подойдут друг другу, поэтому он должен радоваться за друга.
Но при этом вспоминал лишь о том, какое испытал возбуждение, увидев Типу. И оно не покинуло его, а, напротив, усиливалось.
«Она совсем не то, что мне нужно, и не может стать спутницей моей жизни», — твердо сказал себе Джеймс. Он пытался рассуждать трезво, не забывая о том, что Харрингтон — прекрасный человек и хороший друг. Пусть и несколько восторженный сейчас.
Джеймс кивнул:
— Может, ты и прав, и мне действительно следует научиться ценить тишину и мир, пока это возможно.
Тут он заметил в дверях Тару и понял, что она разыскивает их.
— А, вот вы где! Что вы тут делаете?
— Пытаемся положить конец войне, — ответил Джеймс. — По крайней мере между нами.
— Если бы речь шла о вас двоих, войны бы не было. Впрочем, в моем доме сегодня вообще нет войны. Пойдемте-ка в дом. Свечи на пироге Джаррета уже зажжены, и я хочу, чтобы он задул их все одним махом.
Переглянувшись, мужчины пожали плечами и последовали за Тарой.
Джеймс заставлял себя забыть о дочери Уоррена, но глаза его помимо воли искали ее. Он стоял поодаль, когда внесли торт и освободили для него место на столе. Тара поддразнивала Джаррета, гости, коих собралось около пятидесяти, поздравляли его. Джаррет задул все свечи сразу, и ему тут же сказали, что его место среди больших политиков в Таллахасси. Тут все рассмеялись, и вновь заиграла музыка.
Дживс, проворный чернокожий дворецкий, «истинный правитель Симаррона», как любя называл его Джаррет, подошел к Джеймсу с серебряным подносом, уставленным бокалами с шампанским.
— Джеймс Маккензи, что-то вы сегодня слишком серьезны, мой молодой друг. Джеймс взял бокал.
— Сегодня я слышу это Довольно часто.
— Наслаждайтесь этим вечером, ибо потом наступит завтра!
— А вот и вы заговорили мрачно, дружище.
Дживс улыбнулся, и белые зубы сверкнули на черном лице.
— Я просто сознаю, что наша жизнь тяжела, поэтому, сэр, и советую, насладиться моментом, ночью, волшебством, словом. Всем тем, чем можно, сэр.
Джеймс засмеялся, допил шампанское и поставил бокал на поднос.
— Если вас это порадует, друг мой, тогда я готов улыбаться весь вечер, от уха до уха.
Дживс протянул Джеймсу еще один бокал:
— Это поможет вам, сэр. Хотя шампанское и доставлено окольными путями, но оно из Франции.
— Французское — значит, отличное!
— Наслаждайтесь вечером, сэр, — повторил Дживс, чуть вздернув подбородок, и отошел от него.
Джеймс направился в зал, где гости кружились в танце под веселые звуки скрипки.
Он не искал ее, но увидел сразу. Джон Харрингтон, высокий и красивый, чуть скованный в военной форме, вальсировал с дочерью Уоррена в головокружительном темпе и смотрел на нее с обожанием. Она, казалось, не замечая этого, о чем-то оживленно беседовала с ним.
Музыка умолкла. Они были в дальнем конце зала, но Джеймс видел, как Джон, что-то сказав девушке, отошел — видимо, за шампанским или пуншем.
Тила осталась одна. Снова зазвучала музыка — теперь меланхолическая и чарующая.
Джеймс пересек зал, прежде чем успел понять, что делает, обнял Типу и закружил в танце, даже не попросив ее согласия на то.
Но она и не возразила. Лишь брови ее взметнулись, когда Тила посмотрела ему в глаза. Джеймс, держа ее за талию, двинулся сквозь толпу танцующих в просторный холл, а потом на веранду, освещенную луной. Здесь не танцевали, но музыка была хорошо слышна, и он продолжал кружить Тилу в танце.
— Значит, вы приехали в Симаррон, встретили жениха, и все за один день, мисс Уоррен? Она чуть нахмурилась:
— О чем вы?
— О моем друге лейтенанте Харрингтоне.
— Но лейтенант Харрингтон не… — Тила умолкла.
— Один из самых замечательных белых людей, — продолжил Джеймс.
— Лейтенант очарователен, но он не мой жених.
— Ошибаетесь. Видимо, майор Уоррен забыл сообщить вам об этом.
— Майор Уоррен не распоряжается моей жизнью.
— Он ваш опекун и отдает приказы.
— Я не его солдат и не подчиняюсь приказам.
— Разве?
— Как и приказам любого другого мужчины, — холодно сообщила она.
— Возможно, вас удивит это, но в нашей глуши, мисс Уоррен, порой лучше подчиняться приказам. Это безопаснее. Уверяю вас, здесь, среди рек, холмов и болот, куда надежнее быть женой Харрингтона, чем дочерью Уоррена.
— Постараюсь запомнить это, мистер Маккензи. Но любопытно: что мой отчим сделал вам?
— Именно мне?
— Да! Он что, ранил вас, преследовал, оскорбил? Вероятно, волосы у него зашевелились, а рука сжалась, потому что Тила внезапно поморщилась.
— Нет, мисс Уоррен, хотя я и мерзкий индеец, он ни разу не коснулся меня. Если бы такое случилось, Уоррен был бы мертв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114