Его старое сердце болело за взрослых сыновей, и он уже потерял надежду увидеть конец маршрута.
Бен Колт совсем почернел, нос облупился, губы потрескались. Взгляд его неотступно преследовал Эмеральду, но стоило ей взглянуть на него, как он отводил глаза. И когда он разговаривал с ней, его реплики были желчными и злыми.
После ампутации ступни у Тимми Пьер, сын Вандербуша, тронулся рассудком. Он не буянил, но совершенно потерял интерес ко всему и часто разговаривал сам с собой. Эмери знала, что виной тому эти необъятные просторы, в которых он ощущал себя таким маленьким и беспомощным, что испытывал постоянный страх.
Но кое-кто не изменился совсем. Среди них были Зик, Билл Колфакс, Труди, а также мальчики-подростки Боб Ригни и Жан Вандербуш, которые не утратили детского восприятия мира.
Ну, а сама Эмери?.. Она решила не думать об этом. Она выбрала этот путь и должна пройти его до конца.
– Делайте, что хотите, – развязно говорил Зик Йорк. – А я буду делать то, что хочу я. Моя скотина хочет пить, и я напою ее! – Он стоял, прислонясь к повозке, лицо его было искажено злобой.
Эмеральда, посмотрев в его сторону, передернулась от отвращения. Она ничего не рассказала о его приставаниях ни Маргарет, ни Оррину. Да и зачем? Что могли они сделать? Здесь правил один закон. Право сильного. Зика не перевоспитать, его можно только убить.
Мэйс отошел от мужчин и прикрыл глаза. Труди подошла к нему. Коричневое платье ладно сидело на ее статной фигуре. Она шла, покачивая бедрами, зная, что все мужчины лагеря провожают ее жадными взглядами.
Труди остановилась возле Мэйса, взяла его под руку и улыбнулась, заглядывая ему в глаза.
«Друзья, – подумала Эмеральда, – друзья-любовники». Она не могла на это смотреть. Слезы сами навернулись на глаза: драгоценная влага, напрасная трата на этой иссушенной солнцем земле.
Она отвернулась и заспешила к повозке Уайлсов.
«Нельзя плакать! Не смей!» – гневно приказала она себе. Но когда она, вернувшись в повозку, принялась шить скудной порцией воды Сюзанну и Тимми, слезы сами полились из глаз. Эмери опустила голову. Дети не должны стать свидетелями ее слабости.
Маргарет уже потеряла представление о времени; Схватки становились все чаще, все сильнее. Вцепившись посиневшими пальцами в край повозки, она изо всех сил старалась сдержать крик.
Тимми был с ней рядом. Это она настояла на том, чтобы он вернулся в повозку, ведь он еще не до конца окреп и сейчас, свернувшись на одеяле, в пятый или шестой раз перечитывал своего любимого Эдгара По. Его протез лежал рядом.
– Мама, что с тобой? Тебе плохо? – с тревогой спросил он.
Должно быть, она все же застонала.
– Со мной все в порядке, сынок. – Маргарет попробовала улыбнуться. Повозку нещадно трясло.
– Мама, это такая интересная книжка. Читаешь и дрожишь от страха, словно увидел призрака.
– Да. Я тоже перечитывала его рассказы по многу раз. Правда, что-то давно уже ничего не читала. Хорошо бы иметь побольше книжек.
– Наверное, в Калифорнии мы сможем купить разные книги.
– Не думаю. Мэйс говорил, что там пока мало всего. Только самое необходимое: кожа для шитья сапог да кое-какие инструменты. И хотя иногда приходит шхуна с товаром, но Мэйс сомневается, что они привезут книги.
Маргарет улыбнулась. Мальчик следовал за Мэйсом по пятам, задавал ему тысячи вопросов, жадно впитывал его рассказы о повадках диких животных, о жизни охотников в горах. Ей бы хотелось, чтобы Оррин проводил с мальчиком побольше времени, но все его мысли были заняты то маршрутом, то волами, то какой-то работой.
Еще раз схватило живот. Она прикусила губу. Эта схватка казалась бесконечной – сплошной сгусток острой, невыносимой боли. Пот выступил у нее на лбу, воздух со свистом входил в легкие.
– Мама, с тобой действительно все в порядке?
– Да, Тимми. Все хорошо. Почитай мне вслух, я хочу знать, о чем там речь.
– Да, мама. – Тимми бросил на мать сочувствующий взгляд и принялся читать.
Маргарет неловко повернулась на бок, почувствовав сильную боль в спине. Если бы можно было позвать в повозку Эмери, чтобы она помассировала ей затекшую спину. Но тогда придется остановиться под палящим солнцем, пока она будет рожать.
Она оглядела знакомую обстановку повозки. Просоленные, выгоревшие на солнце парусиновые стены с нашитыми повсюду карманами, где они хранили ценности. Сложенные вещи, груда лоскутных одеял, сделанных еще ее матерью и доставшихся ей в приданое.
Новая схватка сжала ее, словно железными щипцами.
Маргарет закрыла глаза и вцепилась в деревянный пол, так что щепки впились в кожу под ногтями. Она старалась не стонать. Нельзя поднимать шум.
«Интересно, что чувствуют люди, умирая? Неужели агония смерти страшнее, чем эта боль? Или смерть – это простое соскальзывание в бездну…» – подумала Маргарет.
Наконец боль отступила. Только спину ломило. «Я не боюсь смерти, – сказала она себе. – Пусть я умру, пусть умрет и этот ребенок, которого я не очень-то и хотела».
Переживая из-за Тимми, она каждый день молила Бога о его здоровье, но ни разу не вспомнила о том, кого сейчас носила под сердцем. Она не думала и о том, как назовет его. Ей было все равно, какого он пола.
Может, Бог хочет наказать ее за это смертью в родах?
Маргарет подняла руку и посмотрела на нее. Она дрожала. Эти роды проходили быстрее других. Сейчас она еще могла держать себя в руках, но что делать дальше? Не стонать, только не стонать…
– Мама, мама. – Тимми тряс ее за плечо. – Мама, ты заболела, ты так странно мычишь.
– Тебе это показалось, сынок…
Когда она вновь открыла глаза, то почувствовала, что тряска прекратилась и Тимми куда-то исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110