– Я… Вряд ли мы сможем пойти.
– Почему?
В столовую вошла горничная. Элиза терпеливо дождалась, пока девушка, забрав грязные тарелки, выйдет, и только потом ответила:
– Я не хочу идти в театр с вами. – Элиза отложила салфетку и отодвинулась от стола. – Мне вообще не следовало соглашаться ужинать с вами, и я… не намерена поощрять, скажем так, близость в наших отношениях.
Она резко поднялась и решительно направилась к выходу.
– Элиза! – Риордан перехватил ее у самой двери и заключил в объятия.
– Никакая я вам не «Элиза»! – закричала она, сопротивляясь и пытаясь вырваться. – Отпустите! Нас может увидеть кто-нибудь из слуг!.. А впрочем, – добавила она с горькой усмешкой, – какая вам разница, верно? Я ведь не первая женщина, которая оказывается у вас в доме так поздно, и уж наверняка не последняя… Но как же ребенок, которого вы прячете? Как же его мать?
– Довольно, мисс. Это касается меня одного, – несколько грубовато одернул ее Дэниелс.
Элиза, воспользовавшись моментом, выскользнула из его рук.
– Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое, Риордан, слышите? Вы ошибаетесь, думая, что имеете дело со смазливой вертихвосткой, которая мечтает забраться к вам в постель! Я ваша служащая. И все. Никем другим я быть не хочу и…
– А я хочу! – воскликнул Риордан. – Я хочу, чтобы вы были для меня больше чем служащая, – целуя ее в губы, прошептал он.
Элиза попыталась было воспротивиться ему, но тщетно: Риордан только крепче прижал ее к своей груди.
Разомкнув силой девичьи губы, его язык все сильнее и настойчивее проникал внутрь трепетного рта.
Элиза задыхалась от наслаждения, ей хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно.
– Элиза, – глухо простонал Риордан. – Я хочу тебя. С тех пор, как мы были вместе в ту ночь, я думаю только о тебе.
Это сумасшествие – полное и неизлечимое! Ведь они в его столовой, где шныряют слуги, где в любой момент может появиться горничная с десертом и кофе!
– Пожалуйста… пожалуйста, перестаньте. Пожалуйста, Риордан…
– Я не хочу! Я знаю, я чувствую: ты не меньше моего хочешь быть со мной!
– Нет, – прошептала Элиза, к своему ужасу и стыду, сознавая, что лжет. Она соскучилась по нему, мечтала о нем, вспоминая их первую ночь. Но так не должно быть!
– Да, Элиза. Не лги мне и себе.
Он неторопливо расстегнул ряд пуговиц, стягивающих две половинки корсажа, и Элиза ощутила на своей груди тепло его ладоней, поглаживающих и сжимающих соски, мгновенно ставшие твердыми и напряженными.
– Элиза, я хочу целовать тебя сюда… и сюда. Я хочу ласкать тебя, любить тебя, как никто никогда не любил ни одну женщину.
У нее кружилась голова, собрав последние остатки здравого смысла, Элиза прошептала:
– Но… как же слуги…
– Пойдем наверх. Никто ничего не узнает… наплевать на всех. Ты нужна мне…
Риордан взял Элизу за руки и вывел в коридор. Она словно во сне следовала за ним по мраморной лестнице, вверх по которой он нес ее в спальню в ту их единственную, незабвенную ночь любви.
– Пожалуйста, – шептала Элиза, но ее слабая попытка сопротивления таяла на глазах, не выдерживая натиска страстного желания, охватившего все ее существо.
Они уже поднялись на второй этаж, когда раздался жалобный плач ребенка, затем тихо скрипнула дверь и в коридор вышла уставшая сорокалетняя женщина с обеспокоенными, грустными глазами.
– У нее жар, мистер Дэниелс. Я до последнего момента надеялась на лучшее и не хотела вас тревожить. Но теперь ее лобик горит огнем, а все тельце влажное – простыни хоть выжимай.
Риордан мгновенно преобразился, дыхание стало ровным, а сознание прояснилось, избавившись от чувственного желания.
– Что с ней? – сухо спросил он.
– Пока не знаю. К утру будет понятно. Сейчас остается только как можно чаще менять белье и прикладывать холодные примочки. Вы не волнуйтесь, я посижу с ней ночью…
– Не надо, – перебил няню Риордан, – ложитесь спать. Я сам присмотрю за ребенком.
– Но, сэр… она – девочка, это не совсем прилично.
– Я сам позабочусь о ней, Фанни. – Риордан направился к детской, но на мгновение задержался и обернулся к Элизе: – Я пошлю Фанни распорядиться насчет экипажа. Мне не хотелось бы, чтобы вы в столь поздний час возвращались домой пешком.
– Не беспокойтесь. Мне лучше пройтись. – Элиза была сильно обескуражена внезапным резким переходом от любовной страсти к тревоге за жизнь и здоровье ребенка. – Я… надеюсь… надеюсь, девочке станет лучше.
Выйдя из дома, Элиза направилась к железной калитке, прислушиваясь к тихому шелесту опавших листьев под ногами. Никто не последовал за ней. Она была одна под черным ночным небом, окутанная густым туманом, стелющимся в преддверии утренних заморозков. По небосклону, полускрытая облаками, одиноко плыла луна, холодная и равнодушная к земным человеческим страстям.
Элиза вышла на улицу, подгоняемая вихрем тревожных мыслей. Они с Риорданом едва не повторили прежнюю ошибку, едва не оказались снова вместе. И виноват в этом не только он, она сама потянулась к нему, растворилась в его страсти, забыла о себе, подчиняясь его требовательным ласкам. И только внезапное сообщение о болезни ребенка словно окатило их ледяной водой, охладило их пыл и привело в чувство.
Слава провидению, которое вмешалось и не допустило ее вторичного падения. Но чем дольше она шла по улице, тем очевиднее ей становилось – от самой себя не убежишь. Между нею и Риорданом теперь постоянно полыхает пожар любовной страсти, то разгораясь ярче, то ненадолго утихая, И этот пожар неподвластен ни ему, ни ей. Он сжигает их души, и нет спасения от него. Сейчас Элиза со всей ясностью поняла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107