Отшатнувшись, женщина ухватилась за спинку кресла. Выражение неподдельной ненависти исказило ее лицо, и вся красота исчезла.
Пальцы Лавинии с такой силой впились в плотную ткань обивки, что Джеймс услышал, как нити лопаются под ее ногтями.
– Ты еще вернешься! – прошипела она. – Ты не сможешь без меня. Во мне есть все, что тебе нужно в женщине.
Еле сдержав отвращение, Джеймс вышел из комнаты, миновав стоявшую у двери охрану.
Ужаснее всего было то, что Лавиния оказалась права. Он не мог обойтись без нее, но не в том смысле, в каком она думала.
Она одна скрывала правду, связанную с его собственным предательством «лжецов». Она одна могла помочь ему освободиться от чувства вины и боли. И пока он не докажет ее вину и не отправит на виселицу как убийцу – а в том, что она убийца, Джеймс не сомневался, – он вновь и вновь будет приходить к ней.
Остановившись на мгновение в пустом вестибюле, Джеймс глубоко вздохнул и провел рукой по волосам. Он почувствовал, что колдовские чары Лавинии Уинчелл окончательно покинули его, хотя он до сих пор ощущал запах ее кожи на своей ладони. Когда-то этот нежный мускусный запах сводил его с ума, и она хорошо это знала, окропляя духами самые интимные места, что ни одной женщине не пришло бы в голову.
Он был сыт по горло ее неистово-порочным телом. Часто, проведя несколько часов в ее постели, он возвращался домой совершенно обессиленным, но стоило лишь почувствовать на своей одежде ее запах, как желание вновь просыпалось.
Теперь от отголосков того вожделения он испытал лишь приступ тошноты. Джеймс нервно повел плечами, понимая, что испытывает отвращение не столько к самой Лавинии, сколько к собственной мужской восприимчивости.
Пора было отправляться домой.
В тот вечер Филиппа укладывала Робби спать, хотя была совершенно уверена, что это не входит в обязанности гувернера. Но если не она, то кто?
Уж конечно, не мистер Каннингтон.
– Он опять уходит. – Лицо Робби было совершенно бесстрастным. – Он всегда уходит.
Филиппа не знала, что ему на это ответить. Казалось, опекун очень любит мальчика, хотя она слишком недолго жила в этом доме, чтобы сделать окончательный вывод.
Пора сменить тему.
– А вот мы теперь не скоро отправимся куда-либо, господин Роберт, – сказала она, погрозив ему пальцем. – Ведь ты сбежал от меня сегодня.
Его лицо слегка побледнело.
– Значит, ты собираешься меня высечь?
Высечь его? За то, что он, проголодавшись, решил забежать к своему опекуну в клуб? Господи, что за мысли у этого ребенка?
Но пусть не думает, что подобные «подвиги» будут и впредь сходить ему с рук. Подбоченившись, Филиппа нахмурила брови и сказала с напускной строгостью:
– А сейчас, негодный мальчишка, ты будешь подвергнут запатентованному наказанию Уолтерсов – пытке щекоткой.
С этими словами Филиппа, словно хищная птица, растопырила пальцы.
Робби подпрыгнул, чтобы убежать, но смешок уже пробивался сквозь его притворный ужас, Филиппа схватила мальчишку, прежде чем он рванул к двери. Впрочем, по всему было видно, что он не очень старается убежать, поскольку ребенок, выросший на улице, наверняка умеет спасаться бегством.
Она подхватила Робби и, не обращая внимания на его повизгивания, отнесла на коврик перед камином, щекоча костлявые бока.
Робби хохотал, но Филиппа чувствовала, что мальчик еще зажат, и это напомнило девушке о том, какой тяжелой была раньше его короткая жизнь. У Робби практически не было детства, и может, Филиппе хоть как-то удастся расшевелить его.
Улыбаясь, она едва позволяла ему перевести дух и начинала снова.
– А, так ты Робби Мятежник? А может, ты Робби Великий Всезнайка? Но я думаю, что ты больше похож на Робби, Трясущегося-на-Коврике!
Ну, пора заканчивать. Теперь Робби вопил во всю глотку. Филиппа услышала какой-то шум, и дверь спальни распахнулась.
– Что, черт возьми, ты с ним делаешь?
Не успела Филиппа ответить, как неведомая сила схватила ее за шиворот и оттащила от Робби.
Мгновение спустя она подобно марионетке висела в сильных руках Джеймса Каннингтона. Съехавший набок галстук душил ее, врезавшись узлом в то место, где у мужчины должно быть адамово яблоко.
Ловя ртом воздух, Филиппа покорилась на Джеймса и едва не задохнулась, поскольку державший ее железной хваткой мужчина был, мягко говоря, не совсем одет. Джеймс Каннингтон ворвался в комнату почти голый, в одних подштанниках, с полотенцем на шее. Подштанники прилипли к влажному после ванны телу. Так что, возможно, и к лучшему, что проклятый галстук не позволил ей даже пискнуть.
Джеймс предстал перед Филиппой во всей своей красе. С мускулистой груди взгляд Филиппы скользнул на живот и буквально прилип к полоске темных волос, которая, расширяясь, пряталась под небольшим лоскутком тонкой ткани и не могла скрыть мускулистые бедра.
Великие греческие боги! Слабое волнующее любопытство, которое она испытывала последние пару дней, по всей видимости, было лишь прелюдией. Неожиданно Филиппу охватило такое сильное возбуждение, что во рту у нее пересохло.
Боже! Она хочет его! Неожиданное открытие прибавило девушке сил, и она снова начала вырываться.
Она хочет его, и это тогда, когда Филиппа даже наедине с собой старается забыть о том, что она женщина. Когда она в этом дурацком галстуке и чуть не падающих штанах не может позволить своему телу даже мгновения свободы.
С силой, которой она от себя не ожидала, Филиппа вывернулась и, освободившись от жесткой хватки Джеймса, отпрянула к стене.
– Фил меня щекотал, Джейми, – улыбнулся Робби. – Мы просто дурачились.
Осознав свою ошибку, Джеймс рассмеялся и, взглянув на Филиппу, виновато улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101