Сволочь.

Этого было достаточно. Почему у Мемфиса не было корректировщика или кого-нибудь еще, кто бы сидел рядом с ним? Снайперская стрельба – это работа для двоих, один может выполнять ее только тогда, когда вокруг больше никого нет. Ее нельзя выполнять, когда у тебя на голове наушники. А этот Бэйс… Ну и скотина! Именно из-за него этот парень и не попал: он же все время бубнил ему в ухо и причитал как старая баба.
– Они его подставили, но так ему и надо, – сказал Боб, плотно сжав губы. Он думал об этом жалком сопляке, который смотрел на всю эту кровавую бойню через свой оптический прицел и в беспомощной, бессильной ярости сжимал свою винтовку, больше всего злясь на себя, зная, что он никогда не сможет простить себе этот промах. – Что с ним потом случилось?
– Он женился на той женщине, в которую попал. Он все еще служит в Бюро, и до конца жизни у него теперь на руках эта несчастная в инвалидной коляске.
“Дай Бог тебе здоровья, Ник Мемфис, – подумал Боб. – Если бы я все еще был алкоголиком, то обязательно опрокинул бы стаканчик за твое здоровье. И, если вдруг случится, что я снова когда-нибудь начну пить, я непременно это сделаю”.
– Удивительно, как в экстремальных условиях проявляется сущность организации, – сказал Хатчер. – Смотрите, Бюро в общем и целом организация чисто бюрократическая, и на всем, что она делает, лежит отпечаток бюрократических отношений. Власть бюрократии. Поэтому-то Бэйсу и пришлось осуществлять контроль за Мемфисом даже в момент выстрела. Пришлось, хоть это было неестественно и лишь усиливало нервозность обстановки, ибо самый главный принцип в работе Бэйса – прикрыть свою собственную задницу. А бедолага Мемфис был командный игрок, даже несмотря на то, что всегда играл в одиночку. Поэтому он подыгрывал команде. Поступая же таким образом, он ставил под угрозу успех самого выстрела.
Наступила пауза.
– Но вы, мистер Суэггер, – продолжал Хатчер, – не поставили свой выстрел под угрозу. Потому что вы не командный игрок и не придерживаетесь тех норм и традиций, которые приняты у них. Вы просто берете и стреляете. Вы заботитесь только о том, чтобы максимально сконцентрироваться. Мы пытались помешать и вам, так что вы прошли приблизительно через то же самое, что и Мемфис, но он оплошал, а вы уверенно разделались с Вилли Даунингом.
Вокруг Боба собралось еще несколько восхищенных почитателей. Они поддакивали неуклюжему Хатчеру, но почему-то все эти восторги вызывали у Боба лишь раздражение.
– Итак, мистер Суэггер, сейчас мы предложим вам более интересное испытание. Вы хотите продолжать игру? – спросил Хатчер.
Бобу очень хотелось вогнать еще одну такую пулю в цель, хотя он ощущал какую-то внутреннюю неловкость от того, что ему так понравились эти патроны.
– Я выстрелю еще раз, – сказал он. – Может быть, еще раз повезет.
– Этот случай как раз по вашей части – чисто снайперская война. Он реально основывается на событиях, произошедших в Медельине, в Колумбии, в 1988 году. Все строго секретно, поэтому я вынужден попросить вас никогда не разглашать суть этого дела. Я думаю, это вполне понятно?
– Я приехал сюда, чтобы стрелять, а не разговаривать.
– После того как я расскажу вам все подробности, вы поймете, в чем заключается деликатность этого дела. Речь идет о выстреле на тысячу четыреста ярдов, который агент УБН сделал по одному торговцу наркотиками, уничтожившему ранее целую группу этого Управления. У торговца была фантастическая охрана, огромная банда колумбийцев, до зубов вооруженных всеми видами стрелкового оружия. Даже говорить не стоит о том, что бы произошло, если бы кто-то попытался его зацепить. Его охранники сразу же начали бы крушить все налево и направо. Поэтому УБН хоть и с явной неохотой, но все же приняло решение убрать его неофициальным образом – без лишнего шума. Операция готовилась нелегально, подозрение же в ее проведении должно было лечь на определенные организации в самой Колумбии.
– Это был прямой выстрел?
– Да. Как раз ваша работа. Никаких заложников, никаких помех. Был просто человек и винтовка, да еще чертовски дальний выстрел.
– Из 308-го калибра вы никогда не выстрелите на тысячу четыреста ярдов, уверяю вас.
– Вы снова нас проверяете. Снайпер УБН стрелял из магнума “Эйч энд Эйч” 300-го калибра 200-грановой пулей “Сьерра”. Вот и винтовка. Точно такая же.
Он кивнул головой, и один из техников принес винтовочный чехол. Когда он открыл его, Боб засмотрелся на винтовку. Какая это была винтовка!
– Черт побери, – невольно вырвалось у него. – Это же сказка, а не винтовка. Черт!
Это была 70-я модель с поворотным, продольно скользящим затвором, выпущенная до шестьдесят четвертого года, с длинным толстым стволом и 36-кратным оптическим прицелом, который располагался по всей длине ствола. Его темный металлический отблеск напоминал о давно забытом искусстве делать настоящие винтовки, которое достигло своего пика в годы великого американского винтовочного бума двадцатых-тридцатых годов. Она была практически новая, чистая и хорошо смазанная; видно было, что к ней относились с любовью и заботой. Но деревянные части поразили его еще больше. Выполненные в стиле пятидесятых годов, они были практически черного цвета. Он никогда не видел орехового дерева такого темного оттенка. Но это был явно не пластик, потому что чувствовался естественный теплый цвет дерева. Может быть, это черное дерево?
– Великолепная винтовка, – сказал Боб и быстро наклонился, чтобы взглянуть на серийный номер. О Господи, это была единичка с пятью очаровательными “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29