- Мы вам никакие не военнопленные, а интернированные, - говорил то один, то другой из них. - Мы из Курляндской армии, которая капитулировала добровольно! Иначе русские пообломали бы об нас зубы. Мы протестуем против того, чтобы нас считали военнопленными!
- То, что вы капитулировали, это хорошо, - начал я объяснять одному из крикунов. - Но вы должны были это сделать гораздо раньше. И тогда многие из тех, кто сейчас лежит в земле, остались бы в живых. Не забывайте, что и ваше положение было безвыходным. Прошло бы несколько дней, и Красная Армия полностью ликвидировала бы вас.
- Вы потому так говорите, - ответил мне какой-то лейтенант, - что работаете в этой школе. Я же лично злюсь на себя за то, что не сопротивлялся дольше и не уложил еще многих русских.
- Тогда бы вы наверняка не находились здесь. Вот вы мне скажите, ради чего, ради какой цели вы хотели сражаться дальше? Какой смысл убивать людей, когда война для Германии уже проиграна?
- Это была война двух мировоззрений, - не сдавался лейтенант. - Мы боролись против большевистской опасности. Чем больше русских мы уложили бы, тем больше ослабили бы большевиков, тем больше сделали бы для спасения фатерланда.
- Да, с такими взглядами вы действительно «спасли бы» фатерланд. Вам мало миллионов убитых, раненых, вдов, сирот, вам мало разрушений и развалин? И вы называете это спасением фатерланда? Да имеете ли вы вообще хоть какое-нибудь представление о большевиках?
- Об этом можно прочесть у Двинчера или у Рахмановой, - ответил лейтенант и повернулся ко мне спиной.
И это был далеко не единичный случай. Яд антикоммунистической пропаганды глубоко засел в головах людей. Но мы не имели права складывать оружия. Сталкиваясь с людьми подобного рода, мы понимали, как много еще нужно сделать, чтобы преобразовать Германию духовно. И мы не могли не замечать, что наша работа приносит свои плоды.
Особенно «крепким орешком» оказался один юрист, который занимался в моей семинарской группе. На каждом занятии он задавал мне каверзные вопросы. Во-первых, его интересовала проблема - революция и право. Право частной собственности он считал святым и незыблемым. Посягать на частную собственность, даже если речь шла о конфискации имущества военных преступников, он считал преступлением. Не один километр исходил я вместе с ним по дорожкам нашего двора, прежде чем мне удалось вложить в его голову верное представление о собственности, праве и государстве.
- Вы убедили меня, - признался он мне наконец. - Я принимаю сторону рабочего класса. Концепция марксистов теперь представляется мне самой справедливой.
С тех пор юрист стал поддерживать в группе прогрессивно мыслящих товарищей.
Нас радовали вести с родины. Хотя и с опозданием, но мы получали газеты, издаваемые в советской зоне: «Дойче Фольксцайтунг» - орган Коммунистической партии Германии; «Берлинер цайтунг», «Теглихе рундшау» и «Зоннтаг» - еженедельную газету Культурного союза по обновлению Германии. Эти газеты зачитывали до дыр. Из них мы узнавали о рождении новой Германии, по крайней мере на востоке страны. А как обстоят дела на западе Германии, на моей родине?
Из номера «Теглихе рундшау» от 10 июня 1945 года я узнал, что советские оккупационные власти разрешили в своей зоне деятельность антифашистско-демократических партий, ставящих своей целью искоренение остатков фашизма и милитаризма. Разрешалась деятельность профсоюзов и других демократических организаций.
А несколько дней спустя я прочитал в «Дойче фольксцайтунг» программное воззвание Коммунистической партии Германии от 11 июня 1945 года. И хотя я впервые читал этот документ, отдельные его положения показались мне знакомыми. Они были изложены еще два года назад в манифесте Национального комитета.
Коммунистическая партия, учитывая уроки прошлого, призывала объединиться всех, кто стремится к миру и прогрессу. Компартия считала, что интересы нации требуют решительной борьбы против империализма и милитаризма, борьбы за мир. Впервые я услышал об этом в Елабуге. В Красногорске я окончательно убедился в правильности этих положений. Изучая труды классиков марксизма-ленинизма, я открыл для себя мировоззрение рабочего класса. Я понял, что только рабочий класс способен преобразовать нацию, что только рабочий класс под руководством марксистско-ленинской партии сможет сбросить с себя иго тех сил, которые не раз ввергали страну в пучину бед. Я понял, что национальный вопрос тесно связан с социальными проблемами.
Я с восхищением читал о том, как молодой Маркс без колебаний поднял знамя рабочего класса, так как верил, что только этот класс способен обеспечить прогресс Германии.
Программа КПГ от 11 июня 1945 года была философским выражением воли немецкого пролетариата, его авангарда. Программа намечала важный этап на пути освобождения Германии, ставила актуальные задачи дня.
Читая воззвание КПГ, я невольно вспомнил доклад Вальтера Ульбрихта. В призыве КПГ были использованы положения его доклада. Партия рабочего класса призывала немецкий народ до конца довести буржуазно-демократическую революцию и, покончив с империализмом и милитаризмом, приступить к созданию демократического государства. Речь шла не о восстановлении буржуазно-демократических порядков Веймарской республики, а о демократии без империалистов, демократии рабочих, крестьян, ремесленников и интеллигенции при руководящей роли рабочего класса. Программа действий КПГ закладывала фундамент блока антифашистско-демократических партий.
И действительно, через несколько дней коммунистическая и социал-демократическая партии пришли к единому мнению о необходимости совместными усилиями уничтожить остатки нацизма и приступить к построению антифашистски-демократической парламентарной республики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115