Теперь он был у самого широкого прохода. Верблюды храпели от ужаса; ослы и козы искали прибежища у людей… Устремив глаза на одного верблюда, ящер вытянулся. Быть может, он еще колебался. Но это было недолго. Он смело проник в проход. Тогда безумный ужас овладел спутанными животными, ужас, подобный панике, заставляющей носиться по саванне стада животных. Некоторые порвали путы; три обезумевших верблюда понеслись вскачь к группе людей… Черные бросились им навстречу.
— Вот кто мог бы нас обессилить! — проворчал Гертон.
— Не зевать! — крикнул Гютри.
Ящер был уже в лагере и направился к высмотренному им верблюду, которого он облюбовал по каким-то таинственным причинам. Это была страшная минута, так как и другие ящеры приблизились к лагерю.
— Так как я справа, я целюсь в правый глаз, — оказал Филипп сэру Джорджу.
— Ладно, а я в левый, — флегматично согласился британец.
Раздалось два выстрела. Ящер испустил отчаянный рев и закрутился. Третья пуля, попав в верхний глаз, окончательно ослепила его.
Черные удерживали рвущихся животных, и неистовые вопли раненого ящера останавливали хищников от вторжения… На голубом небосводе тихо мерцали в вечном великолепии звезды…
— Страшный зверь — человек! — сделал вывод Гютри.
Глава V
МОЛОДАЯ ДЕВУШКА В ГОЛУБОЙ НОЧИ
В продолжение двух дней караван продвигался вперед без помех. Каждое утро Гертон тщательно определял положение каравана и направлял дальнейший путь, руководствуясь компасом. Местность оставалась все столь же плодородной, населенной многочисленными необычайными животными: лиловато-розовыми гиппопотамами, непомерно высокими жирафами, волосатыми ящерами, пауками величиной с птиц, внушающими тревогу насекомыми (некоторые из жесткокрылых достигали величины горлиц), слонами, вооруженными четверными клыками, ползучими рыбами, огненноцветными змеями… Но особенно поражали растения. Встречались все те же голубые и фиолетовые травы, разбросанные островками, а по мере продвижения к юго-западу стала преобладать флора мимоз. Они были непостижимо разнообразны. Одни были величиной с европейскую стыдливую мимозу, другие достигали высоты берез, ясеней, буков, а некоторые были так колоссальны, что превосходили высотой и коренастостью калифорнийские секвойи.
Гертон предупредил своих спутников:
— Нужно соблюдать самую строгую осторожность. Это страшные растения.
Слова эти разожгли в Гютри любопытство. Если б он был один, он, без сомненья, уступил бы своей привычке пренебрегать опасностью, но руководителю экспедиции он охотно повиновался. Когда задевали мимозу, все равно исполинскую или низкорослую, листья сжимались, как руки, и издавали, в зависимости от роста ее, звуки, подобные звукам цитры, лиры или арфы.
— Чем же они страшны? — нетерпеливо допытывался Гютри. — Своими иглами?
— Достаточно было бы и игл. Укол их болезнен и производит своего рода помешательство… Обратите внимание, что наш окот избегает малейшего соприкосновения.
— Но что же делать, если их будет так много, что они преградят нам проход?
— По-видимому, они этого не хотят. Всюду они оставляют свободное пространство… Почему?
И он погрузился в рассматривание записок Самуэля Дарнлея.
Небо потемнело. Громадные тучи восстали из бездн. Атмосфера грозы обволокла караван.
— Будет славная гроза! — заметил сэр Джордж.
В медном и нефритовом освещении закружились вихри. Стихии неистово разыгрались, и когда необъятная молния прорезала пространство, казалось, что это какая-то неведомая мировая воля, устрашавшая животных и давившая людей. Как будто там, в тучах, внезапно зарождалась жизнь, в мертвой бессознательной материи вспыхивало сознание…
Затем потоком полилась вода, трепетная и плодоносная, прародительница всего, что растет и умирает.
Расставили палатки; плохо укрытый скот топотал ногами и подпрыгивал при порывах ветра и раскатах грома, в которых слышался как бы рев бесчисленного множества львов.
— Ах, как я люблю грозу! — воскликнул Гютри, сладострастно вдыхая влажный воздух. — Она дает мне удесятеренную жизнь.
— Но она, должно быть, несет и много смертей! — заметил сэр Джордж.
— Все несет смерть. Нужно выбирать, мой друг.
— Мы не выбираем. Нас выбирают.
Вокруг лагеря в панике неслись дикие звери. Стая жирафов промчалась, как молния, на мгновенье мелькнули утесообразные спины слонов, гигантские ящерицы искали расселины, носорог катился, как грозный валун, тяжело топотали вепри, а легкие антилопы бежали подле растерянного льва, не замечая его.
— Сейчас нет ни дичи, ни охотника! — сказал Филипп, стоявший рядом с Мюриэль.
Но гроза уже ослабевала. Грозовую тучу поглотила бездна; дождь лил уже не столь буйным потоком. И, наконец, древнее горнило снова показалось в небе.
— Вот чудовище! — проворчал Гютри.
— Истинный отец жизни! — возразил сэр Джордж. Драма быстро подходила к концу. Земля пила воду и сохла на глазах.
— Мы можем отправиться в путь! — сказал Гертон. Он говорил томным голосом и поступь его стала тяжелой.
— Как-то смутно все кругом! — сказал Гютри. — Чувствуется какая-то усталость!
— Сильная усталость! — подтвердил сэр Джордж. Филипп ничего не прибавил, но ему казалось, что вес тела удвоился.
Тем не менее Гертон дал приказ трогаться в путь, но приказ этот выполнялся с большим трудом. Люди еле волочили ноги, животные задыхались, и все подвигались вперед с крайней медленностью.
— В чем дело? — спросил Гютри.
Он говорил нечленораздельно, замирающим голосом и был как бы в оцепенении. Никто не отозвался. Караван с трудом двигался уже полчаса и не прошел еще километра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47