А девушка не считается пропавшей, если ей восемнадцать лет, она по своей воле поменяла место жительства, и ее родные не заявляют об ее исчезновении.
– Родные об ее исчезновении заявили. Это сделала ее сестра Молли. Иначе, по вашим словам, выходит – если Эрин ушла из родительского дома и живет одна, то заявлять об ее исчезновении некому, кроме нее же самой. Получается нелепо. Вы готовы допустить, чтобы с этой девушкой случилась любая беда, потому что ее мать – безмозглая эгоистка, которая будет только рада отделаться от дочери… Впрочем, кажется, я понимаю, – саркастически прибавила я. – Это отняло бы у вас час-два бесценного рабочего времени, посвященного расследованию карманных краж. Надо ведь пару раз поднять трубку и позвонить, задать несколько вопросов, выверить и сопоставить факты…
Лэндри тоже встал, медленно багровея. Теперь все в комнате смотрели на нас. Краем глаза я заметила даже, что из соседнего кабинета вышел один из сержантов. В дальнем углу отчаянно звонил телефон.
– Вы что, хотите рассказать мне, как делать мою работу, Эстес?
– Лэндри, я вашу работу делала. Это не так уж трудно.
– Да? Что-то не замечал, чтобы вы и сейчас здесь работали. Почему бы?
Телефон перестал звонить. Тишина в комнате стояла мертвая – как в открытом космосе. В голове у меня теснилось с полдюжины верных ответов, но ни одного из них я не произнесла вслух. Для присутствующих, да и для меня самой, в расчет принимался лишь один ответ: я больше не работаю здесь, потому что по моей вине один из наших – один из них – был убит. Этого ничем не перешибешь.
В конце концов я кивнула и спокойно сказала:
– Ладно. Ваша взяла. Призовой выстрел в тире достается Лэндри. Я подозревала, что на вас надеяться нечего, и не ошиблась. Но Эрин Сибрайт пропала, и кто-то должен этим заняться. Если не вы, значит, я. Только если в результате девушка погибнет, потому что я не смогу найти ее так быстро, как нашли бы вы, это будет на вашей совести, Лэндри.
– У вас здесь все в порядке? – подходя к нам, поинтересовался сержант. – Ах, вот оно что! – сказал он, останавливаясь передо мною. – То-то я смотрю… Эстес, и хватило же вам наглости прийти сюда!
– Извините. Не знала, что теперь с преступностью борются только по приглашениям. Вероятно, мое затерялось на почте.
Обратный путь до двери показался мне гораздо длиннее. Ноги были как будто свинцом налиты, руки тряслись. Я вышла из кабинета, по коридору доплелась до туалета, нависла над унитазом, и меня стошнило.
Прошло еще несколько минут. Я привалилась к стене кабинки, закрыла глаза и спрятала горящее лицо в ладонях. Вся в поту, еле дыша. Измученная. Но все-таки я была жива – и в прямом, и в переносном смысле слова. Я раздразнила львов в их логове – и уцелела. Наверное, можно гордиться собой.
Я вышла из кабинки, умылась и постаралась сосредоточиться на своей маленькой победе. Сегодня ночью Джеймсу Лэндри непросто будет выкинуть из головы Эрин Сибрайт – хотя бы потому, что я прилюдно задела его самолюбие. Если в результате сегодняшней перепалки он сделает хотя бы один телефонный звонок, который сдвинет дело с мертвой точки, значит, я мучилась и ломала себя не зря.
Выйдя на улицу, я вяло задумалась, не честолюбие ли мною движет. Но, поскольку очень давно уже его у себя не наблюдала, точно определить не смогла.
8
В отличие от меня, Шону по-прежнему нравилось шокировать свою добропорядочную семью, появляясь на благотворительных балах, где зимой сосредоточена вся светская жизнь Палм-Бич. Эти балы потрясают неумеренной роскошью и стоят примерно столько же, сколько собирают на разные благие цели, но зато всем весело. Можно продемонстрировать платья и украшения от лучших домов моды, последние достижения косметической хирургии, общественное положение, повадки и уловки баснословно богатых людей. На что у меня, хоть я сама и выросла в этом мире, никогда не хватало терпения.
Шона я нашла в гардеробной (размером побольше спальни в обычном доме). Он был в смокинге от Армани и завязывал галстук-бабочку.
– Какая у нас нынче болезнь? – спросила я.
– Начинается на «п».
– Паралич?
– Паркинсон. Последний писк моды среди известных людей. Публика валом повалит, вот увидишь.
Шон застегнул пиджак и залюбовался собою в трюмо. Облокотившись на мраморный подоконник, я наблюдала, как он прихорашивается.
– Когда-нибудь список приличных болезней подойдет к концу.
– Я уже пригрозил маме, что в следующий раз устрою бал в пользу больных генитальным герпесом, – кивнул Шон.
– Господь свидетель, половина Палм-Бич внесла бы свою лепту.
– А другая половина приобщилась бы на ночных тусовках после бала. Хочешь быть моей дамой?
– В смысле герпеса?
– В смысле бала, Золушка. Твои родители точно там будут. Двойной скандал – двойное удовольствие.
Идея увидеться с матерью и отцом привлекала меня еще меньше, чем поход в полицию: из встречи с Лэндри, по крайней мере в перспективе, может выйти что-нибудь полезное.
Мать пару раз навещала меня, когда я лежала в больнице, исполняя материнский долг при полном отсутствии материнского инстинкта. В свое время она решилась на удочерение по причинам, бесконечно далеким от любви к детям. В ее жизни я была мелкой деталью, как сумочка или комнатная собачонка. И, как собачонку на поводке, меня всякий раз одергивали, стоило мне переступить границу дозволенного: отец тут же грозился лишить меня наследства. Мое вторжение в их жизнь его совсем не радовало. Я была ударом по его самолюбию, постоянным напоминанием о неспособности зачать собственных детей. И это лишь раздувало огонь моего неповиновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125