– Вот так-то, – сказал капитан, прищёлкнув языком.
Майор неожиданно для самого себя совершенно растёрялся от этого вызывающего, наглого спокойствия капитана Договара. Он молчал, не находя слов. Те, кто хорошо знал майора Малвауна, вряд ли допустили бы даже мысль, что у него отнимется язык, столкнись майор с подобным поведением младшего по званию. Майор Малваун вообще бывал очень строг с подчинёнными и требования дисциплинарного раздела Устава ставил очень высоко. Сложность ситуации заключалась в том, что под непосредственным началом майора ещё ни разу за двадцать лет не оказывался сын такой шишки как генерал-консул.
В голове у Малвауна царил полный хаос, мысли перемешались. Крепко вбитые строчки и главы Устава Космической Службы требовали наказать сопляка как следует, чтобы другим неповадно было. К этому же взывало уязвлённое самолюбие человека, которому, плюнули в лицо и дали почувствовать, что он – никто, червяк, да и только. Но одновременно с такими вполне законными желаниями в мозгу майора, нашпигованном положениями Устава, инструкциями по обнаружению нарушителей границы и действиям в боевой обстановке, а также различными тактико-техническими характеристиками космических аппаратов, как красное табло тревоги пылали слова «генерал-консул», и это сдерживало гнев весьма сильно.
Майор вдруг подумал, что, действительно, этого сопляка ни черта не накажут, а вот ему, майору Малвауну, подача подобного рапорта может стать минусом в глазах начальства на последних годах службы в космическом флоте. Как бы раньше времени не списали, ведь могут, мало ли что. Прицепиться к чему-нибудь просто, если захотеть, а дослуживать не «на борту», как говорится, было очень и очень невыгодно. После такого на пенсию больше, чем в две сотни пилонов рассчитывать не стоило. А что значит сесть на двести пилонов в месяц вместо четырёхсот с женой-дурой на руках, толком никакой специальности не имеющей, и дылдами-девками, на которых требуется уйма средств, чтобы спихнуть их замуж!
Такой вот наглец может не полениться и нагадить через папашу. Да ещё не известно, как он даже без рапорта после этого разговора себя будет вести. Малваун скрипнул зубами. «Представляю», – подумал он, – «как завопила бы моя клушка, если бы узнала, что я наорал на сына генерала-консула! Она и так считает меня „лопухом“ и всегда пилит, что не умел и не научился устраиваться в жизни, а другие офицеры, мол, живут лучше, где только можно тащат и напропалую пользуются служебным положением, а я, дурак, нет. И вот теперь такая ошибка – накричал на генеральского сынка!»
Майор не любил свою жену. Женился он второпях, как и многие выпускники военных училищ. После нескольких лет в казармах среди представителей мужского пола, любая юбка казалась исключительно желанной. Большинство молодых офицеров, уже почувствовав себя перед выпуском вполне самостоятельными людьми, имели потребность выглядеть солиднее и, соответственно, поскорее начать семейную жизнь. Поэтому они, не задумываясь, хватали тех девок, которые оказывались под рукой и которые сами лезли замуж. За офицера космического флота – всё лучше, чем за среднего инженеришку или чиновничка! Поэтому многие из молодых офицеров женились почти одновременно с выпуском. Так же поступил и лейтенант-стажёр Малваун. В общем-то резон в таком подходе был, поскольку молодняк, не имевший влиятельных родственников-военных, засылался к чёрту на рога, а попробуй, найди подходящую невесту в дальнем гарнизоне!
Когда физиологический интерес к жене пошёл на убыль, что произошло довольно быстро, Малвауна многое начало раздражать в семейной жизни с Пиной. Он, наверное, развёлся бы, но жена в тот момент была уже беременна, и подобные действия повредили карьере, тем более что тогда Малваун как раз вступил в Легион Борцов Имперской Республики. Он плюнул на развод, привык и продолжал жить по-прежнему.
«Хотя», – вздохнул майор, – «какую я в итоге сделал карьер? Можно было и разводиться, всё равно достиг не многого. Нынешнюю-то должность, даже имея развод, получил и до майора вско-разно дослужился бы. Но в молодости, чёрт, мечталось о большем, да не вышло!»
Майор с шумом втянул носом воздух. Дьявол, вот из-за таких-то как этот сопляк и не удаётся выбиться выше, все уже для них приготовлено. А как там записано в Конституции, которую, говорят, составил первый Народный Император, великий Авльн? «…И будут отныне все равные среди равных, почитаемых за заслуги перед народом…» Вот тебе и «равные», вот и «заслуги». А крикни это всё сейчас вслух – крамолой покажется.
Майор сидел и молчал совершенно потерянный, злой и беспомощный перед мальчишкой, который считал себя выше сортом, чем он, майор Малваун, только потому, что имел отца генерала-консула. Майор чувствовал, что так или иначе, но он должен что-то сказать, как-то прореагировать на болтовню капитана, что затягивающееся молчание окончательно роняет его достоинство, но продолжал сидеть, не проронив ни звука, подавленный самыми разноречивыми мыслями.
«Вот, дали почувствовать, что серостью ты был от рождения, серостью и останешься», – подумал майор, и у него в душе неожиданно шевельнулась жалость к жене. Как она пыжится перед родственниками и знакомыми, стараясь показать, что сделала удачную партию, выйдя замуж за офицера. Офицер же, майор! Чёрт побери, а для таких вот сопляков что он, майор, что его брат-бухгалтер – просто серость, мелюзга. У майора даже вырвался судорожный вздох беспомощности и обиды.
– Н-да! – неожиданно сказал капитан с какой-то странной как показалось майору интонацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10