Так, самая заурядная, незамысловатая внешность. И все же что-то манило, увлекало. Она не обладала соблазнительной фигурой.
И все же хотелось не только смотреть, но и…
В Финчли-Парке, в доме у озера, он желал ее постоянно, ненасытно! Да и после «медового месяца» – что за отвратительное слово! – ночь за ночью вожделел, хотя и старался сделать встречи короткими и деловитыми, потому что…
А собственно, почему? Потому что Ванесса до сих пор любила покойного первого мужа и Эллиот чувствовал себя обманутым, обиженным? Нет, не поэтому. Потому что хотел наказать, заставить почувствовать, что в его жизни ей отведена лишь одна-единственная функция?
Неужели он настолько мелочен? Мысль больно задела.
Эллиот хотел ее и сейчас. Собственно, желание родилось еще рано утром, когда она до завтрака неожиданно появилась на пороге кабинета Джорджа.
Так чем же все-таки привлекала Ванесса Уоллес, виконтесса Лингейт?
Эллиот нежно провел пальцем по щеке жены.
Она открыла глаза, сонно посмотрела и улыбнулась.
Вот один из секретов! Не было на свете другого человека, чьи глаза улыбались бы постоянно, излучая… что? Тепло? Радость? Одновременно и то и другое?
Радовалась ли жена его приходу? После того как на протяжении нескольких ночей подряд его поведение вполне можно было бы назвать оскорбительным?
– Я не спала. Просто лежала с закрытыми глазами и отдыхала, – сказала она и засмеялась.
Да, и еще смех. Искренний. Теплый. Почти заразительный.
Некоторые люди словно несли в себе счастье, и Ванесса принадлежала к их числу. Она – его жена.
Эллиот развязал пояс и сбросил халат на пол. С тех пор как обнаружил Ванессу в слезах, он неизменно приходил к ней в ночной рубашке. Но сейчас снял и ее, небрежно швырнув на халат.
Лег на спину рядом с женой и прикрыл рукой глаза.
Впервые за много ночей виконт не задул свечу. Ванесса лежала на боку и смотрела на мужа.
– Эллиот, – тихо позвала она. – Сегодня выдался чудесный день, и я запомню его надолго. Тебе ведь было не очень скучно, правда?
Он убрал с глаз руку и повернул голову.
– Считаешь, что я не умею радоваться?
– Вовсе нет. Просто не знаю, умеешь ли радоваться вместе со мной. Дело в том, что я совсем не хороша собой, не умею вести занимательные беседы и…
– Неужели никто и никогда не называл тебя прелестной? – перебил Эллиот, не дожидаясь еще одной негативной характеристики.
Ванесса немного помолчала.
– Ты называл, – наконец ответила она и рассмеялась. – На балу в День святого Валентина. А потом добавил, что все остальные дамы, без исключения, тоже очаровательны.
– Любишь весну? – неожиданно спросил виконт. – Правда, она приносит в мир красоту и обновление?
– Да, – серьезно согласилась Ванесса. – Весна – мое любимое время года.
– Сегодня я назвал тебя весенним цветком. Так вот, это был не пустой комплимент.
– О, – вздохнула Ванесса, – как приятно! Но ты вынужден говорить мне такие слова, ведь ты мой муж.
– Значит, предпочитаешь считать себя некрасивой? – уточнил Эллиот. – Кто-нибудь говорил тебе об этом?
Ванесса на секунду задумалась.
– Нет, – ответила она. – Никто из знакомых не проявил подобной жестокости. Но отец порою шутил, что следовало назвать меня Джейн, потому что я была его «дурнушкой Джейн». Впрочем, шутил беззлобно, с неизменной любовью.
– При всем уважении к памяти преподобного Хакстебла считаю, что его следовало повесить, утопить и четвертовать, – заявил виконт.
– О Эллиот! – в ужасе воскликнула Ванесса. – О чем ты говоришь?
– Если бы я до сих пор оставался холостым, – продолжил он, – и выбирал невесту из трех сестер, основываясь исключительно на внешности, то все равно выбрал бы тебя.
В глазах Ванессы снова вспыхнули искры смеха, а на губах появилась нежная улыбка.
– Вы мой галантный рыцарь, – заметила она. – Благодарю вас, сэр.
– Так, значит, я воплощаю в себе не только холодность и раздражительность? – поинтересовался Эллиот.
Улыбка стала шире.
– Ты совмещаешь головокружительную смесь самых разных качеств. А потому не обращай на меня внимания, когда я приписываю тебе сразу несколько свойств характера. Уверена, что в твоей душе скрываются тысячи секретов.
Жизни не хватит, чтобы разгадать хотя бы несколько сотен. А уж обо всех и говорить не приходится. Никогда не постигнуть того, кто рядом.
– А себя постигнуть можно? – уточнил Эллиот.
– Нет, – решительно ответила Ванесса. – Нередко мы удивляем сами себя. Но разве предсказуемость не сделала бы жизнь пресной и скучной? Как бы нам удалось познавать мир, расти и приспосабливаться к новым условиям?
– Опять ударилась в философию? – скептически заметил Эллиот.
– Если задаешь вопросы, то, наверное, ждешь ответа? – парировала Ванесса.
– Тебе известно, как изменить меня к лучшему, – задумчиво произнес он.
– Разве? – Ванесса удивленно взглянула на мужа.
– «Придумаю способы. Я ведь чрезвычайно изобретательна», – процитировал Эллиот сказанную в театре фразу.
– О, надо же! – рассмеялась Ванесса. – Я ведь и вправду это сказала, да?
– Пока лежала с закрытыми глазами и отдыхала, ты думала? – уточнил Эллиот. – Проявляла изобретательность?
В ответ он услышал лишь тихий смех.
– Если нет, – заключил Эллиот, – то, наверное, я обречен на всю ночь остаться холодным и раздражительным. Интересно, смогу ли уснуть?
Он закрыл глаза.
Тихий смех повторился, а потом наступила тишина. Спустя пару мгновений послышался шорох сорочки. Несколько ночей подряд Ванесса встречала мужа одетой, поскольку он являлся в ночной рубашке.
Желание не заставило себя ждать, однако Эллиот продолжал лежать, изображая спящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93