Он все время искал уединения, но его поиски редко приводили к успеху. Вулфрик считал дни, даже часы до того момента, когда можно будет уехать домой.
На конец домашнего праздника, в качестве кульминационного мероприятия, намечалось одно событие, пропустить которое не представлялось никакой возможности. Это был большой бал — настолько большой, насколько это вообще мыслимо в деревне, — своего рода официальный прием в честь помолвки мисс Магнус и Льюиса Уайзмана. Были приглашены несколько соседей, поскольку двадцать четыре гостя и двое хозяев не могли как следует заполнить бальный зал.
— Большинство приглашенных вряд ли имеют претензию на благородство, — обратилась леди Ринейбл к Вулфрику за пару дней до бала. — Тем не менее им нравится бывать у нас, и я чувствую свой долг снисходить до них один-два раза в год. Надеюсь, вы не сочтете их общество слишком оскорбительным.
— Полагаю, — ответил герцог, одновременно вскидывая брови и поднося к глазам монокль, — что вашему вкусу в выборе гостей, как и во всем остальном, можно полностью доверять.
Зачем извиняться за то, что исправить нет возможности? И какой смысл извиняться лишь перед ним одним? Зачем вообще извиняться? Одной из фамильных черт Бедвинов, за которую герцог был безмерно благодарен судьбе, было то, что они не имели привычки постоянно извиняться друг перед другом.
Вулфрик никогда не считал балы приятным времяпрепровождением, хотя нередко ему приходилось их посещать. Поскольку он не мог просто запереться в спальне с книгой, оделся с привычной тщательностью и позволил своему камердинеру дольше, чем обычно, потрудиться над завязыванием шейного платка.
В назначенный час герцог спустился в бальный зал. Первый танец он танцевал с леди Элрик, второй — с леди Ринейбл, а потом надеялся незаметно ускользнуть в салон для игры в карты.
Молодые леди, как он успел заметить, прежде всего направлялись к Моубери, стоявшему в уголке со смущенным, если не сказать совершенно несчастным, видом. Они разоделись сегодня вечером с кричащей роскошью: их драгоценности переливались в пламени свечей, перья покачивались в красиво уложенных волосах. Скорее всего, это было сделано специально, чтобы выделиться на фоне куда беднее одетых соседей, которые только-только начали прибывать.
— Я напомнил Мелани, что родился с двумя левыми ногами, — пожаловался ему Моубери, — но она настояла, чтобы я показался на балу и станцевал хоть с кем-нибудь. Я попросил помочь мне Кристину, миссис Деррик. Она была замужем за моим кузеном, и я всегда считал ее очень хорошим человеком, хотя Гермиона и Элрик почему-то недолюбливают ее. До чего же обременительны эти балы, дорогой Бьюкасл!
Она, то есть миссис Деррик, стояла на другом конце комнаты и разговаривала с тремя дамами и джентльменом. Вулфрик узнал викария с супругой и сделал вывод о том, что другие две дамы приходились ей матерью и старшей сестрой. Миссис Деррик явно унаследовала всю семейную красоту, подумал он. Жена викария была весьма незаметной, а старшая сестра — откровенной дурнушкой.
На миссис Деррик было надето вечернее платье кремового цвета с единственной оборкой по подолу и такими же оборками на коротких пышных рукавах. Вырез на платье был глубокий, но достаточно скромный. Короткие локоны молодой женщины были расчесаны до блеска и подхвачены розовой лентой в тон нашивке на высокой талии платья. Ленты были ее единственным украшением, не считая веера, зажатого в затянутой перчаткой руке. На ней не было ни драгоценностей, ни тюрбана, ни перьев, да и сам туалет трудно было назвать писком сезона. По сравнению с ней остальные гости выглядели до смешного напыщенными.
— Значит, миссис Деррик согласилась протанцевать с вами первый танец? — уточнил герцог.
— Ну да. — Моубери сморщился. — Я обещал постараться не истоптать ей все туфли. Но даже если я наступлю ей на ногу, она только посмеется и скажет, что эти туфли давно пора было немного помять, или что-нибудь в этом роде. Она очень добрая.
Китредж, чья внушительная фигура положительно рвалась из узкого фрака, подошел к молодой женщине, чтобы познакомиться с ее родственниками. На мгновение его полная, увешанная перстнями рука коснулась спины Кристины. Пальцы Вулфрика сжались вокруг ручки украшенного драгоценными камнями вечернего монокля. Рука графа вернулась на место в тот момент, когда миссис Деррик слегка изменила позу, чтобы улыбнуться ему. Она кивнула, и Китредж отошел. Второй танец уже обещан, решил Вулфрик.
Он отпустил монокль, и тот повис на шелковой ленточке.
Кристина всегда любила танцевать. А вот балы она не очень любила — особенно в последние годы замужества. Оскар стал запрещать ей танцевать с другими джентльменами, хотя она пыталась разъяснить ему, что весь смысл бала состоит в том, чтобы потанцевать с как можно большим числом разных партнеров. Не мог же он один танцевать с ней весь вечер! Да и правила этикета не допускали такого. Кроме того, он любил проводить время за карточным столом или в компании своих друзей, так что Кристина встала перед выбором: то ли ей по собственной воле подпирать стену, то ли намеренно досаждать мужу.
Честно говоря, брак для нее оказался нешуточным испытанием, к чему она никак не была готова. Несмотря на свою потрясающую внешность, Оскар был очень неуверен в себе — и в жене. Он становился все более собственником. Кристина нежно любила мужа, но не могла не злиться на него за отсутствие доверия к ней. К концу их брака она начала бояться, что разлюбит его, так как его обвинения стали особенно болезненными и даже оскорбительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104