Но при этом его пятьдесят шесть фунтов все еще лежали в ее кармане. Эмма посмотрела вслед уходящей горничной. Та, видно, хотела сказать, что драная кошка могла бы произвести на него большее впечатление.
Но она не стала унижаться. Она приняла его комплименты и вообще весь этот странный их разговор с достаточной долей женского тщеславия, которое подсказывало ей, что, будь она почище, волосы поопрятнее, а одежда половчее, она и впрямь могла бы произвести впечатление. Как бы там ни было, если он что-то в ней и нашел, то это что-то не было фальшивым, накладным, завитым и прихорошенным.
Не убирая руки с дверной ручки, Сюарт сделал шаг в свою гостиную. Он не торопился закрывать за собой дверь. Он смотрел на нее так, словно ждал, что она сейчас передумает, что она последует за ним. Будь он неладен, он уловил все нюансы ее отказа. Он видел, как она смешалась, и видел, что ей льстило его внимание.
— Встретимся за ужином, — сказала она несколько запоздало. Язык с трудом шевелился во рту. Попятившись наконец в своих дырявых чулках к двери в свою комнату, Эмма уже знала наверняка, что виконт Монт-Виляр совершенно точно понял причины ее внезапного заикания и, нащупав ее слабое место, поведет свою игру с прекрасными шансами победить.
Уже у себя в комнате она закрыла глаза и, прислонившись к двери, спросила себя: «Что с тобой не так, Эмма? Неужели ты хочешь опять этого безумия, чтобы опять повторилось то, что уже было сегодня в гостинице?».
Да поможет ей Бог, она почувствовала, как ее пробрала дрожь.
«Ты сама себе худший враг, Эмма Хотчкис. Тебе нравятся плохие мужчины. Если ты не приложишь все усилия к тому, чтобы держаться от него подальше, ты получишь то, что заслуживаешь, дура несчастная».
И тогда у себя на кровати, застеленной голубым шелком, она увидела белое озеро тяжелой шелковой ткани. Взяв ее, Эмма вдруг рассмеялась, легко и радостно, словно отпустило что-то в груди. Ночная рубашка Стюарта. Белый шелк струился по пальцам, как вода, ткани было много, много-много ярдов. Или она будет в ней спать, или замерзнет до смерти.
Кажется, в последнее время судьба практически лишила ее права выбора. Дьявол вводил ее в искушение.
Через десять минут его «ангел-хранитель», Амина, принесла Эмме мягкие вышитые тапочки. Они прекрасно подошли ей. Хотя присутствие Амины показалось ей здесь неуместным. Приятная, очень интересная темноглазая женщина лет тридцати. Возраст вполне самостоятельный. И хотя она была одета и причесана как англичанка, акцент сразу же выдавал в ней иностранку.
Глава 10
Ее дыхание как мед, приправленный гвоздикой,
Рот ее сладок, как созревший плод манго.
Срнгаракарика, Кумарададатта, XII век
Стюарт уже был в библиотеке, когда Эмма нашла эту комнату. Должно быть, это был он, ибо мужчина, стоявший возле большого письменного стола и занятый чтением каких-то документов, выглядел настолько непохожим на Стюарта, что она остановилась в нерешительности на пороге. Влажные волосы его были зачесаны назад. Выразительный, резкий профиль. Свежевыбритое лицо, просторная домашняя куртка крупной вязки из шерсти цвета пшеницы, темные свободные брюки. Стюарт рассеянно облизнул палец, переворачивая страницу. Он был так погружен в чтение, что не заметил появления Эммы.
В комнате было холодно, хотя треск дров в камине обещал, что в очень скором времени воздух нагреется. Ужин, необыкновенно ароматный, был накрыт на одном из столов для чтения. Настольную лампу сдвинули на край, так, чтобы освободить место для двух приборов.
Стюарт вздрогнул, когда она, деликатно покашляв, дала знать о своем присутствии.
— Ах, вот и вы, — сказал он. — Ужин только что принесли. — Он указал на стол с приборами. — Садитесь, пожалуйста. Начинайте без меня. Я буду вот здесь. — Он сделал приглашающий жест, после чего вернулся к чтению интересующих его бумаг.
Даже переодевшись в свою одежду и в тапочках, которые хорошо сидели на ноге, она чувствовала себя не в своей тарелке. Вся обстановка была слишком роскошной для нее: дамасская скатерть, тарелки из китайского фарфора, столовое серебро и хрустальные бокалы. Не часто Эмме приходилось есть из такой посуды.
Хотя ужин оказался на удивление приятным и непринужденным. Подождав минуту-другую, Эмма решила начать с куриной ножки, закусывая вкуснейшим овощным рагу из сладкого перца, кабачков, моркови и лука. Рагу это имело необычный вкус из-за непривычных специй. Но с каждой ложкой еда эта нравилась ей все больше. Она чувствовала привкус меда, имбиря, острого перца, корицы и мяты. Что-то еще? Набор пряностей был типично английским, но комбинация весьма необычной и такой вкусной, что еда буквально таяла во рту. Она уже почти доела ужин, когда хозяин дома подошел и, отодвинув стул, сел напротив.
— Простите. Я еще не успел прочесть и половины того, что должен, а голосование будет через четыре дня. Видит Бог, мои коллега в парламенте могут обойтись и без меня. — Он приподнял серебряную крышку с блюда. Там были взбитые сливки с нарезанными дольками печеными яблоками. То, что она еще не успела попробовать. — М-м-м, — одобрительно протянул он и, посмотрев на Эмму, спросил: — Это блюдо для вас достаточно английское?
Эмма засмеялась.
— На английскую кухню не похоже, но зато очень вкусно.
Он изучающе смотрел на нее, после чего согласно кивнул:
— Хорошо.
Стюарт не успевал удивляться тому, что Эмма привлекала его к себе все с новых и новых сторон. У нее был такой красивый смех! Самый красивый из тех, что ему уже доводилось слышать. Смех, похожий на перезвон колокольчиков. Колокольчики, звенящие на ветру. Никакого узора, никакого ритма, свободный полет, как порыв ветра, как взлет, счастливый смех той, что умеет радоваться жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116