- сказала Ольгина бабушка.
- Особенно мой Аркадий. - Старуха Маша подошла к Ольге, пошлепала ее по щеке: - Подосиновичек. Морковочка. Ну какая славная. Первый раз вижу, чтобы рыженькая - и такая славная. Даже веснушек нету.
Ольга сердито пустила обруч, подняла его, крутящийся, на грудь.
- В отца? - спросила старуха Маша.
Ольгина бабушка тяжело вздохнула:
- А то в кого же. Я дочке своей говорила, предупреждала...
- И вовсе я не в отца, - сказала Ольга. - У него цвет совсем другой. У него желтый оттенок, а у меня красный. Я сама в себя.
- В себя не бывает, - резонно заметила старуха Маша. - Все на кого-нибудь похожие. Значит, у вас в роду кто-то красный был. Цвет до седьмого колена передается.
- В моем роду красных не было, - заявила бабушка.
Старуха Маша принялась бесцеремонно разглядывать Ольгу.
- Перестань крутить хупалку, когда на тебя взрослые смотрят. Несерьезная вещь. Я своему Аркадию не разрешаю.
- Это почему же несерьезная? - спросила Ольгина бабушка уязвленно. Я ее в магазине купила. От нее талия развивается. Она гибкость дает.
- Ни к чему с таких лет талию развивать. Она у тебя еще не влюбляется? Ну вот, разовьет талию и влюбится. Прямо хватай за рыжие космы и сажай дело делать, без разговоров. - Старуха Маша бросилась к окну и закричала на весь двор. - Пьяно! Там пьяно написано! Пьяно играй! Послушала и добавила грозно: - Я из тебя дурацкие интересы повытрясу.
За окном заиграли тише.
- Ты, Маша, садись, - предложила Ольгина бабушка.
Маша села к столу, осмотрела закуски и, вдруг повернувшись к Ольге, сказала:
- В кого же она такая? Она мне кого-то напоминает.
Ольгина бабушка подвинула подруге тарелку с пирогами.
- Ты, Маша, успокойся. Пироги кушай.
Старуха взяла кусок пирога и положила его обратно.
- Перестань кружить свою хупалку... Слушай, Клаша, а почему она у тебя в волосатом свитере ходит?
- В свитере удобно, - ответила Ольга. - И красиво.
Старуху Машу этот ответ не устроил. Она проворчала:
- Красота хороша с хлебом, хлеб - с маслом, а девочка должна ходить в платье, как мы ходили. А то обтянутся, как неприкрытые обезьяны. Ну, насчет брюк я сейчас не возражаю. - Старуха Маша наклонилась к Ольгиной бабушке и что-то долго шептала ей на ухо. Обе согласно и скорбно кивали головами, вздыхали и бормотали: "Да, да. Боже мой. Это ужас..." Потом, когда они нашептались, Маша откинула голову и сказала задумчиво: - Так что, подруга, против брюк я не возражаю. А вот всякие свитера...
Ольга перестала крутить обруч; он упал на пол, очертил Ольгу ярким оранжевым кругом.
- Мой папа говорит, что всякий культурный человек должен прежде всего уважать чужие вкусы. А свитер мне мама вязала.
Маша снова взяла кусок пирога и опять положила его на блюдо.
- Смотри, как со взрослыми разговаривает. Ты потакай ее вкусам, она тебе еще не то скажет.
Бабушка мигнула Ольге и рукой махнула, чтобы Ольга не спорила.
- Маша, ты пирога попробуй.
- Отбери у них внучку. А то тебе жить не для чего, только пыль с сундуков стирать. Отбери, я тебе ее воспитывать помогу, чтобы никакой пошлости. - Маша что-то хотела добавить, но снова взорвалась: - Акценты! Где у тебя акценты? Ты о чем думаешь? Переиграй.
Пока Маша кричала на своего Аркашку, в коридоре снова раздался звонок. Бабушка открыла и вернулась в комнату с новой гостьей дворничихой тетей Дашей.
- А ну-ка, скажи, что ты там думаешь? - требовала старуха Маша в окно.
- Он думает, когда же ты перестанешь кричать, - сказала ей дворничиха. - И все жильцы в доме об этом думают.
Маша обернулась.
- Брось. Бабушки не кричат - воспитывают, - проворчала она и снова высунулась в окно: - В этом месте легата! Ты что, не видишь легату? Ты мне перестань о постороннем мечтать!
Дворничиха улыбнулась Ольге, кивнула на распаленную Машу:
- Ее батька тележного скрипа боялся. Ей самой слон на ухо наступил. В молодости ей даже на демонстрациях петь запрещали. А теперь, смотри-ка, слова какие употребляет - легата, нюансы.
- Кто запрещал-то? - обернулась старуха Маша. - Я вас всех забивала в голосе. - Она запела на несусветный мотив: - "Наш паровоз летит вперед..." Вашего чириканья со мной рядом и не слышно было. Потому и запрещали. Из зависти. Кто лучше всех речи произносил? Как выйду, бывало, как грохну: "Товарищи! Мировая буржуазия хочет задушить нашу пролетарскую индивидуальность, навязать нам свою ханжескую, насквозь прогнившую мораль. Долой мещанские предрассудки!" Пальцы мягче! - закричала она в окно.
Ольгина бабушка смеялась, прикрыв рот ладонью. Дворничиха даже колыхалась от смеха. А когда отдышалась, сказала:
- Нюансы. Когда ее дочка в ожидании ходила, Маша всю квартиру портретами завесила в рамках. С одной стены Лев Толстой, с другой стены Пушкин, с третьей Чайковский, с четвертой Бетховен. Дочка-то, мол, на гениев наглядится и родит ей гения тоже. Разевай рот. Слышь, Маша, так бы все гениев нарожали.
Маша отошла от окна.
- Компрометируй меня, компрометируй. Они уже и так никого не уважают. Упарилась, сердце так и колотится. - Старуха Маша опустилась было на свой стул, но, глянув еще раз на Ольгу, вскочила. Шлепнула себя по бокам. Клава, у нас в деревне рыжая Марфа была. Помнишь?
- Не помню, - сказала бабушка. - Садись, Маша, пироги кушай.
Маша уселась наконец, положила себе на тарелку винегрет, налила себе шампанского в стакан.
- Люблю шампанское и винегрет. Ты с нас пример не бери, - сказала она Ольге. - Мы старухи, мы и выпить можем.
Дворничиха подтолкнула Ольгу.
- А ну закрути. На поджилках умеешь?
Ольга подняла обруч. Пустила его вокруг шеи, просунула в него, крутящийся, руки. Крутит на груди, на талии, на коленках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23